Трепались с коллегами за жизнь в курилке, разговор зашёл о семье. Из двенадцати человек только один парень высказался "за", что хотел бы жену и детей, все остальные — резкое "нет". На "почему? " пошли разные тёрки, но в основном всё сводилось к одному: "Зарплата — мизер, тут самим бы выжить, зачем детей ещё тащить в эту нищету мучиться? "Задумался. Работа интеллектуальная, коллектив — цвет нации: образованные, культурные, идейные люди. И вот эти прекрасные, цветущие генетические линии на них прервутся именно потому, что эти люди хорошие, добрые, и им совесть не позволит рожать детей без уверенности, что смогут обеспечить. Зато всякому биомусору плодиться не лень, они о благе детей не думают, им бы на пять минут удовольствие получить. Вот и разрастается терновник увечных генотипов, искорёженных алкоголем, табаком, а когда и веществами покруче, испорченных отсутствием воспитания, любви, заботы.

Я не особо люблю Новый год, поэтому всегда отмечал его очень скромно — речь президента да небольшой стол. Последние два года провожу праздник за рулем в качестве таксиста: заказов много, суммы большие, большинство клиентов веселые, на дорогах пусто. Так и превратил нелюбовь к празднику в неплохой заработок.

Во время войны моя прабабушка работала на хлебобулочном предприятии и всех проверяли. Нельзя было ни хлеб, ни муку выносить. Прабабушка после смены подметала пол с остатками муки и уносила домой. Дома просеивала мусор и из этой муки пекла хлеб, чтобы прокормить 5 детей.

Воспоминания от 8 октября 1899 г. Сoфьи Андрeeвны Тoлстой, супруги писателя:

"Лев Николаевич ушёл гулять, не сказав мне куда. Я думала, что он уехал верхом, а эти дни у него кашель и насморк. Поднялась буря со снегом и дождём; рвало крыши, деревья, дрожали рамы, мрак — луна ещё не взошла, — его всё нет. Вышла я на крыльцо, стояла на террасе, всё ждала его с такой спазмой в горле и замиранием сердца, как в молодые годы, когда, бывало, часами в болезненной агонии беспокойства ждёшь его с охоты. Наконец, он вернулся, усталый, потный, с прогулки дальней. По грязи идти было тяжело, он устал, но храбрился. Я тут разразилась и слезами, и упрёками, что он себя не бережет, что мог бы мне сказать, что куда ушёл. И на все мои слова горячие и любящие он с иронией говорил: — "Ну, что ж, что я ушёл, я не мальчик, чтоб тебе сказываться". — "Да ведь ты нездоров". — "Так мне от воздуха только лучше будет". — "Да ведь дождь, снег, буря... " — "И всегда бывает и дождь, и ветер... "

Мне стало и больно, и досадно. Столько любви и заботы я даю ему, и такой холод в его душе! А вчера безумно целовал, говоря, что всегда любуется красотой моего тела".

Воспоминания от 8 октября 1899 г. писателя Львa Николаeвича Толстого:

"Дома благополучно".