так торопился домой (уже смеркалось), что решил пройти кратчайшим путем — "на прямую". Его "прямая" пролегала между домами и гаражами. Тем временем на улицах уже совсем стемнело, а перед парнем встала преграда — тыльная сторона каких-то гаражей. Хмель его, надо заметить, наверное одолел не до конца, и он попытался найти обход возникшей преграды. Но, боже…! Куда бы он не повернул — везде возникали каменные стены. В его мозгу, наверное, была только одна мысль: "Замуровали, демоны!".

Делать было нечего, и наш герой полез на крышу гаражей. Опережая события, хочу сказать, что уже на следующий день нас всех интересовал один вопрос: "Как же ты туда залез, идиот?!?". Высота до крыши гаражей была около 2-х с небольшим метров, но парень не славился большим ростом, да и одет был не для лазания по гаражам (костюм — тройка). Пьяному, как вы понимаете, и море, и горы — все по … барабану, и вот он уже с победным видом идет по крыше гаражей, радостно про себя отмечая брезжащий впереди свет. Подойдя к краю крыши он видит, что земля находится немного дальше, да и покрыта она асфальтом. Делать нечего, парень разворачивается, и осторожно, по всем правилам, повиснув на руках на крае крыши, прыгает вниз. Приземлился он удачно, и медленно разгибаясь, начинает отряхивать свой костюмчик. (Здесь нужно представить, как это все происходило…) Подняв голову, он, к своему ужасу, видит перед собой … Ж8-( ) вытрезвитель. Медленно поворачиваясь, он ко всему прочему замечает, что находится на освещенном дворе местной милиции, и видит сотрудников ППС, у которых нижняя челюсть отвисла ниже всяких пределов Ж8-( ). Единственное, что смогли выдавить из себя сотрудники милиции, видя, как пьяный молодой человек медленно слезает с крыши гаражей служебных машин (!) прямо во двор милиции — "Многое видели, но чтобы сам пришел...". Надо сказать, что этот случай их достаточно развеселил и поэтому нашему герою удалось без труда уговорить их отпустить его домой. Дабы он не попался на глаза дежурному, они даже показали ему "черный ход": "Знаешь, где здесь дырка в заборе?". Его ответ стал апофеозом всей истории: он сделал очень обиженное лицо и сказал: "Я что, здесь каждый день хожу?!?!"

...

Вот такая история. Так что — выпивая знайте меру, друзья! (На что многие отвечают: "Меру - то, мы знаем, но кто же столько выпьет?)

В один из кабинетов, для разбирательства привели двенадцатилетнюю девочку. Ее поймали на улице, есть подозрение, что еврейка.

На свою беду, она и вправду была еврейкой. Родители уже месяц, как поджидали свою доченьку на небе, и вот пришла пора Адочки. Месяц она бродила по городу, жила, где придется. Приютить опасную девочку никто не решился.

В комнате работали два офицера за двумя письменными столами. Один оторвался от бумаг, перекинулся парой слов с конвоиром, глянув на Аду, сказал:

— "Я! Дас юдише швайн! " и опять углубился в бумаги. Советская пионерка, хоть и не понимала по-немецки, но что такое "юдиш" и что ее ждет, знала.

Она вдруг в отчаянии бросилась к дверям и опрометью выскочила в коридор.

Присутствующие не кинулись догонять беглянку, а дружно заржали, ведь в здании не было ни одного окна без решетки, а внизу на выходе — круглосуточная охрана, и только немецкая. Бежать-то некуда, разве что заскочить в другой кабинет... А толку? Но страх смерти не имеет логики.

Ада из коридора кинулась на второй этаж и забежала в первую попавшуюся открытую дверь.

Немцы обрадовались новому развлечению и, не спеша, планомерно, как инопланетяне в поисках человека, обходили комнату за комнатой:

— "Тефощка. Ау! "

"Кте ты ест? "

"Ком, дас кляйн юдише швайн... "

"Ау! Ми тепя искать! "

Инопланетяне обошли все помещения на обоих этажах, потом еще раз, еще...

Им уже было не смешно. Еврейки нигде не было. Через пару часов поиска они поняли, что девчонке удалось просунуть голову между прутьями в туалете, и она сбежала. И какие же маленькие головы бывают у этих подлых еврейских детей...

Тут же вызвали "майстра" из местных, и он присобачил дополнительную перемычку к туалетной решетке.

В комендатуре наступила ночь. Офицеры разошлись по домам, темный особняк опустел, только охрана у входа еле слышно переговаривалась.

С самого утра Ада лежала внутри старинного камина, но до сих пор боялась дышать. Камин зиял чернотой в самой большой комнате купеческого дома.

При советской власти барство было не в почете, экономили дрова, топили буржуйками, и каминную трубу заложили кирпичом, но так удачно, что внутри на высоте полутора метров получилась кирпичная полка. Сантиметров сорок в ширину, тут пока можно было переждать. Пока...

В эту ночь девочка так и не покинула своего убежища.

Наступило утро, в комендатуре затрещала работа, и о вчерашней сбежавшей еврейской девочке все, конечно, забыли.

Только во вторую ночь Ада решилась покинуть свою норку. Она неслышно, как привидение, пробралась в туалет, без которого уже почти падала в обморок.

Жадно напилась воды и вернулась в "свою" комнату, По запаху нашла в чьем-то столе спрятанное печенье и залегла до следующей ночи.

Так, из ночи в ночь, Ада все расширяла свой жизненный круг. Доходила даже до первого этажа, влезала в буфет, а там всегда можно было поживиться кусочком хлебушка, не обделяя господ офицеров. Она понимала, что если пропадет хоть кусочек сала, то будут подозрения, и могут здание обыскать с собакой. А это — смерть. Но пока сама Ада превращалась в дикую собачку, или, скорее, в затравленного мышонка с огромным не мышиным телом, которое нужно кормить. Все чувства ее обострились. Девочка слышала даже, сколько существ находится на втором этаже и сколько — на первом. Лежа в камине, она чувствовала вибрацию стен от входящих в здание инопланетян. Днем не спала, боялась, что во сне пошевелится. Девчонка знала всех солдат и офицеров комендатуры, хоть никогда их и не видела. Различала по голосам, походке и запаху. Вскоре приноровилась мыться и стирать белье в туалете.

Самым страшным еженочным испытанием был слив воды унитазного бачка. Со временем Аду уже невозможно было застать врасплох. Она по своим внутренним часам знала, когда под утро придут истопники, работники кухни, а уж охранники, по ночам обходящие этажи, для нее казались просто махорочными топающими слонами.

Человек ко всему привыкает.

Ада стала привидением, о котором даже не ходило слухов...

Девочка сначала интуитивно, а потом — и по словам, начала понимать немецкую речь.

Жизнь шла. Ведь, несмотря на ежесекундный смертельный риск быть обнаруженной, это была все же жизнь. Чтоб не сойти с ума, она мысленно разговаривала с родителями и со "знакомыми" немецкими офицерами.

Однажды ночью, когда девчушка привычно прокралась в туалет, ее, как громом поразило. На умывальнике лежали: ломтик хлеба и малюсенький кусочек мыла. Это был не офицерский туалет, и мыло каждый приносил свое, могли, конечно, забыть, но хлеб откуда!!?

О НЕЙ КТО-ТО ЗНАЛ!

Ада не притронулась к этому богатству. Вдруг — западня... На следующую ночь все повторилось. Эх, будь что будет, взяла. В конце концов, немцы — люди педантичные. Если б что и заподозрили, то не мыльцем бы выманивали, а овчарками.

Через неделю девочка поняла, что доброй феей была уборщица тетя Зина.

То ли по маленьким мокрым следам, то ли еще как, но тетя Зина догадалась о "привидении". Жизнь у Ады началась царская: целый кусочек хлеба в день, иногда — даже с кубиком сахара.

В одно прекрасное утро в комендатуре перестала звучать немецкая речь.

Все шло совсем непривычно. Дом наполнился новыми запахами и звуками.

Незнакомые люди говорили только по-русски. Ада целых три дня еще сидела в камине, прислушиваясь, пока не решилась выйти к нашим.

Был 1943 год...

Четырнадцатилетнюю еврейскую девочку Аду вначале отправили в полтавский детский дом, а в 44-ом — во Львовский интернат. В этом городе она и прожила всю свою жизнь.

Детей у Ады не было — расплата за подорванное в камине женское здоровье.

Я знаю тетю Аду, сколько себя помню. Мы жили дверь в дверь. Меня часто с ней оставляли родители, когда шли в кино. От нее я и услышал всю эту жуть.

Году в семидесятом, тетя Ада съездила на Полтавщину, где и разыскала уборщицу тетю Зину, которая к тому времени уже давно отмотала свою "десятку".

Узнала по голосу...

события – культурные в ДК и менее культурные – в "Метелице". Первые часто плавно перетекали во вторые. Школьниками мы обычно посещали ДК в качестве зрителей кинофильмов, которые там крутили 2-3 раза в неделю, но иногда нам приходилось наполнять собой сцену.

В апреле 88 года нас ожидал день рождения В. И. Ленина, который наше школьное руководство решило отметить большим концертом в ДК. Там были песни, пляски, миниспектакли, викторина по фактам жизни Ленина, соревнование на быстрый сбор шалаша и т. д. Мне наказали найти, выучить и качественно рассказать со сцены какое-нибудь малоизвестное стихотворение о Ленине, потому что обычный их набор всем уже немного надоел. Я подошел к этому делу ответственно, взял в школьной библиотеке сборник стихотворений о Ленине и дома по вечерам читал его вслух маме, пытаясь понять по ее реакции, какое из них она знает меньше всего. Будучи главврачом поселковой больницы, по вечерам мама обычно не приходила, а еле приползала домой, мы ужинали и под мое чтение стихов она стремительно засыпала, поэтому задача выбора стихотворения решалась с большим трудом. Через несколько дней, когда сборник был прочитан, я определился. Это был короткий, но яркий и эмоциональный стих туркменского писателя Берды Кербабаева, который хотелось не просто читать, а именно декламировать, с выражением и революционной силой.

В день выступления за кулисами было полно школьников, которые что-то доучивали, переодевались в костюмы для выступления, таскали охапки веток для конкурса на самый быстрый шалаш и всячески суетились. По замыслу учителей в роли конферансье выступала маленькая девочка-четвероклашка с косичками. Чтобы она ничего не перепутала, у нее был листочек с названиями выступлений. ДК у нас был большой, в зале собралось человек 150-200, от руководства экспедиций до буровиков, водителей, продавщиц и всех-всех-всех. Многие из них были родителями выступавших. Все угомонились, представительный начальник геолого-разведочной экспедиции произнес речь о Ленине и его роли в нашей жизни – и пошла программа школьников. Девочка-конферансье успешно преодолела первую страницу списка выступлений, прошли танцы и прочие подвижные выступления, началась пора стихотворений. Их было три или четыре, я был вторым (имена детей немного изменены).

Конферансье, тонким голоском: "Выступает ученица 7 класса Оля Печенкина со стихотворением Александра Твардовского "Ленин и печник"!

Оля бодро и быстро отбарабанила довольно длинный стих про Ленина и печника.

Конферансье: "Выступает ученик 6 класса Петя Сидоров со стихотворением …". Длинная пауза, во время которой девочка молча вглядывалась в свою бумажку. Зал застыл в ожидании. Потом тише и как-то неуверенно-вопросительно со сцены послышалось: "Берды Кердымбаева… нет… Берды Керды… не, не так… Керды Бермамаева… да ну нет! Бер-ды Кер-ба-ма-ма… не-не-не! Бер-кер-ман-ды… нет!". Пауза. В зале звенящая тишина. Учительница быстро подошла к девочке и ласково сказала: "Ничего страшного, не волнуйся! Давай вместе прочтем". Почти хором они по бумажке начали читать: "Выступает ученик 6 класса Петя Сидоров со стихотворением … Берды Кермамбаева (голосом учительницы) Керды Бердамбыева (голосом девочки)".

Стоя недалеко от края сцены за кулисами и готовясь выйти, как только меня объявят, я видел лица людей в зале. Они были напряжены и еле сдерживались, чтобы не захохотать, уже слышны были всхлипы и всхрюки, хотя народ еще держался. При этом, наверное, из всего зала только моя мама, которая сидела во втором ряду, знала, как правильно могло звучать имя автора, хотя и это не факт. Учительница: "Ничего, давай еще раз попробуем!". Тут девочка-конферансье не выдержала и расплакалась: "Не буду я пробовать! У меня уже скулы свело эту керду произносить, я из-за него язык прикусила! ", после чего бросила листок и убежала со сцены. Напряжение в зале достигло топорной плотности, красные физии руководства в первых рядах освещали сцену. Учительница наша оказалась молодцом: "Прошу прощения за небольшую заминку, Петя сам объявит свое стихотворение! ", после чего выпихнула на сцену меня. Я подошел к микрофону и парадным голосом начал: "Стихотворение туркменского поэта Берды Кердыбаева "О Ленине"! Тут я в ужасе понял, что переврал фамилию! Набрался смелости: "Извините! Стихотворение туркменского поэта Керды Бекдамбаева "О Ленине"! Черт, опять неправильно... Я замолчал, пытаясь вспомнить фамилию. И тут откуда-то с галерки раздался крик: "Да ладно тебе, пацан, рассказывай уже, все равно никто не знает, как его правильно зовут!". И вот тут зал взорвался. Первые ряды с начальством еще как-то сдерживались, опустив головы и трясясь, но остальной зал выл в голос! Я смотрел на маму, которая вытирала слезы от смеха, и мне было стыдно, что я у нее такой тупой и не могу фамилию человека запомнить. Ко мне подошла учительница, и, желая исправить ситуацию, наклонилась и сказала в микрофон: "Друзья! Петя Сидоров прочтет стихотворение "О Ленине" одного из наших малоизвестных туркменских поэтов, имя которого знакомо всей стране!". Зал с такой логикой не согласился и зашумел сильнее. Я начал с выражением читать:

— Вождям от бронзового века ведется счет до наших дней!

Но не родилось человека потомству ближе и родней!

Однако меня никто не слышал. Первые ряды, наконец, прорвало и они хохотали в голос. Из задних рядов доносились выкрики "Берды! ", "Керды! ", "Кердык бердык…" и прочие возможные комбинации. Я возвысил голос и почти орал в микрофон, чтобы донести до этих безумствующих людей стихи поэта:

— Чем он, кто расовым различьям и расстояньям вопреки, из уст в уста рабочим кликом соединил материки!.

Микрофон был хороший, народ начал прислушиваться.

— И тем велик Владимир Ленин, что как его не возвеличь, он прост, и правдою нетленен, и он всегда с людьми, …

Тут голос от крика у меня сорвался, но зал вдруг хором поддержал меня: "ИЛЬИЧ! ", и выдал такой шквал аплодисментов, что я от неожиданности чуть микрофон не проглотил. После этого был объявлен перерыв, чтобы народ успокоился. Все, наоборот, вскочили, смеялись, кричали "Ильич!". Кто-то взбежал на сцену, поднял валявшийся там листок с программой и в микрофон закричал: "Товарищи! Это были стихи БЕРДЫ КЕРБАБАЕВА! Запомните, БЕРДЫ КЕРБАБАЕВА!". После этого зал накрыло новой волной хохота и слышались крики "Ильич! Кербабаев!". Дальнейшую программу устроители свернули и все дружной толпой повалили в "Метелицу" напротив.

Я вернулся домой, где поздно вечером меня нашла веселая мама, вернувшаяся с праздника. Вместо того, чтобы упрекнуть меня в незнании простых туркменских фамилий, она обняла меня и сказала: "Все говорят, что это был лучший день рождения Ленина за последние годы! В "Метелице" все до ночи пытались вспомнить, как зовут автора и чуть не подрались! Я пойду на работу, потому что праздник еще не кончился и наверняка нам кого-нибудь привезут, а ты ложись спать". На пороге она обернулась и спросила: "Скажи медленно, как его зовут? Мне же всех лечить придется, спрашивать будут!".