Накануне премьеры спектакля "Собор

Парижской Богоматери". Роль горбуна

Квазимодо досталась старожилу театра.

Спектакль, по идее режиссера, начинался с того, что Квазимодо в полумраке должен был под звук колоколов пролететь, держась за канат через всю сцену.

Но был у него один маленький недостаток

— очень уж он любил водочкой побаловаться.

И вот настал день премьеры.

Перед премьерой пришел актер-ветеран на спектакль вусмерть пьяным. Шатаясь из стороны в сторону, добрел до гримерки, нацепил горб и лохмотья Квазимодо.

Зал полон. До начала спектакля остались считанные минуты. Режиссер, повстречав его, опешивши сказал:

— Да вы же по сцене пройти прямо не сможете, не то, что на канате летать.

— Да я 30 лет на сцене и прошу за этот счет не волноваться, — пробурчал актер и направился к сцене.

На сцене полумрак, зазвонили колокола, вдруг, через всю сцену, слева направо пролетел Квазимодо, затем справа налево пролетел Квазимодо, затем еще раз и еще раз...

Раз эдак на шестой, Квазимодо остановился посреди сцены и повернувшись к переполненному залу спиной, держа канат в руке и смотря на кулисы, в полной тишине произнес:

— Итить твою бога мать! Я тут, как последняя с@ка карячусь, а эти козлы еще даже занавес не подняли!

Заставь дурака Б-гу молится — а он почему-то дрочить начинает.

Жизнь, как кубик Рубика: наладил одну сторону, на другие лучше не заглядывать — там полный беспорядок.

Когда у мальчиков только начинает ломаться голос, девочки уже умеют ломаться полностью