При приеме на работу послали за справкой к психиатру. И вот, время около десяти утра, сижу в кабинете, а врачиха оформляет мне нужную бумажку.
Вдруг, вижу, что у нее на наручных часах четверть шестого. Много думал...
08 декабря 2009

* * *
Княжна Мэри.
В школе я любил литературу. В смысле я очень любил читать. Читал запоем, но почему-то мои литературные вкусы совсем не совпадали с нашей школьной программой. В то время я перечитал всю библиотеку научной фантастики, благо её выписывал дядя Лёша, перечитал почти что всё что меня хоть как-то заинтересовало в школьной библиотеке и уже добрался до писателей подобных Эмилю Золя или Генриху Манну, но вот школьную программу преодолевал с большим трудом. Вот в это то время по школьной программе был М. Ю. Лермонтов. Что удивительно, я начал читать Лермонтова с таким же увлечением, как и фантастику! Не мог оторваться.
Тут надо рассказать из чего состоял тогда мой день. В семье я тогда оставался единственный и последний ученик, и поэтому на меня возлагались основные домашние хлопоты. Приходя из школы, после обеда я шел на улицу, убирался в сарае у коровы (в смысле выкидывал на улицу коровьи лепёшки и давал ей сена), потом набирал угля, дров, всё это заносил домой и затапливал печку. Всё это я заканчивал где-то к часам пяти вечера, так что когда остальные приходили с работы, то печка уже топилась, в доме было тепло, можно было готовить ужин, а я садился делать уроки. Вот это то время до прихода кого-нибудь с работы, было самым тихим и нетронутым, как снежинка при безветренном снегопаде. Можно представить какая это была тишина, мало того, что из дома было почти не слышно, что происходит на улице, да жили мы далеко не в центре посёлка, это была окраина, на нашей улице по нашу сторону даже не все дома были построены.
И вот в такой то синий зимний вечер я сажусь читать Лермонтова. Боже мой! Это было упоение чувств. Я переживал за Печорина как будто он, это был я, и все перипетии его душевных страданий почему-то были для меня очень близки. На самом пике интереса я вдруг понимаю, что мне что-то мешает. Я прислушиваюсь и понимаю, что что-то происходит на дворе. Я вышел на улицу, и первое что услышал, это был трёхэтажный мат за нашей калиткой, а рядом с калиткой торчал в штакетнике большой серый валенок отца.
Надо сказать, что мой отец, сколько я себя помню, работал на пилораме, а это был большой длинный сарай, который в лучшем случае защищал от дождя, но никак не от ветра, а тем более от мороза. Поэтому отец ходил на работу в фуфайке, в ватных штанах и огромных валенках. После дня работы на морозе, а работа в основном состояла в том, что нужно было катать брёвна и подавать их к пилораме, мужики частенько поддавали для сугреву, а только потом шли домой.
Так вот оказывается отец слегка поддатый пришёл домой, а калитка открывалась, если потянуть за верёвочку (это он сам так сделал), он дёрнул за неё видно слишком рьяно, она и оборвалась! Ну, делать нечего он решил перелезть через забор рядом с калиткой. Подкатил пару чурок, которые были тут же, встал на них, закинул ногу на штакетник и в это время чурка укатилась из-под второй ноги! Валенок застрял между штакетинами и он остался в балетной позе не в силах что-нибудь сделать.
Оставалось только материться, чем он с упоением и занимался. Я, конечно же, освободил его и открыл калитку, но каково же было мне слететь с лермонтовских вершин дворянских отношений в нашу прозу жизни!
Так что по сей день, когда я сталкиваюсь этим замечательным произведением нашего гения, я всегда вспоминаю его первое мною прочтение.
* * *
Рассказано знакомым адвокатом. Уж не знаю, каким он был адвокатом, но однажды ему реально помогло его образование. Адвокат несколько злоупотреблял алкоголем, и через это частенько попадал в жадные лапы милиции. Обычно это сопровождалось препровождением в околоток, где, как правило, у задержанного изымалось всё мало-мальски ценное, ну а если нарушитель общественного порядка начинал буровить, могли и звиздюлей навешать. А через пару-тройку часов, а то и утром отпускали, разумееца, ничего не вернув. В общем, менты приняли адвоката в очередной раз, доставили в РОВД и под протокол (который потом чудесным образом исчезал) принялись вычищать карманы.
(Юрий Щекочихин сказал когда-то: "Милиция – это особая форма организованной преступности").
А тут мимо проходит замнач РОВД, с которым адвокат учился на юрфаке.
— А, — говорит, — Серёга, сколько я тебя приглашал, ты не приходил, хорошо, что ребята привезли".
Тащит Серёгу к себе в кабинет, достаёт бутылку коньяка, всё как полагаеца. А по ходу спрашивает:
— Чё с собой было?
А у Серёги, помимо прочего, было 70 бакинских. Он перечисляет всё что было, но вместо 70, памятуя о предыдущих обшмонах, называет 90 долларов. Назвал бы и больше, да только откуда у чмошной патрульной лимиты такие деньги. Замнач вызывает подчиненных и говорит вернуть изъятое.
Те возвращают, ессно, 70 баксов, а Серёга утверждает што было 90. Менты в непонятках. Замнач выставляет подчиненных и просит сказать чесно, скока было зелени. Серёга упёрся:
— Было 90. Дело кончилось тем, што Серёгу с почётом отвезли домой, а недостающие 20 долларов… привезли на следующий день.
* * *
Предистория.
В 70-х годах прошлого столетия в школах был очень популярен немецкий язык. Его преподавали чаще, чем английский наверное потому, что в те времена еще было много преподавателей, которые прошли войну. Да и мы росли и воспитывались на героическом прошлом наших дедов и отцов. Фильмы "про войну" шли на ура и для нас между словами "гитлер" и "фюрер" стоял знак равенства. И в 11 лет фюрером мог быть только Гитлер. Так вот сама история.
В предверии дня рождения В. И. Ленина по всем предметам красной нитью проходила тема Ленина. Ну и в нашем пятом классе на уроке немецкого языка замечательная учительница Галина Григорьевна решила поднять эту тему. А надо сказать, что немецкий язык мы только-только стали изучать и словарный запас немецких слов был очень скуден.
Так вот Галина Григорьевна решила нас спросить, кем же был для нашего народа Владимир Ильич. Но у нас ступор — мы же не знаем этого слова, мы его еще не проходили. Но учителю хотелось, чтобы мы сами догадались. И стала нас поднимать по одному и пытливо опрашивать как же так, вы же это слово слышали сотни раз и в кино и по радио и в книжках читали, да что ж вы тупые такие, да как же вам не стыдно не знать его. И с каждым новым поднятым учеником она раздражалась все бльше и больше — до красных пятен на лице. А у нас наоборот — дрожь в коленках, нам же всего по 10-11 лет.
В конце концов в раздражении она хлопнула учебником по столу и чуть ли не крикнула, что Ленин наш Фюрер.
Как фюрер? Фюрером мог быть только Гитлер!!! Для нас, детей, это был шок, этого не могло быть, чтобы Ленин стал Фюрером. То изумление и удивление я помню до сих пор.

Рамблер ТОП100