За что жён впрягали в повозки
Чаще всего их запрягали рядом с лошадью – одной женщине не сдвинуть с места телегу или сани. Ни родственники, ни односельчане, в такое дело не вмешивались: если замарала своё имя, значит должна отвечать. Даже родителей не подпускали близко. А они и не спешили на помощь – наоборот, всячески винились перед зятем. Это называли "сором" — или стыд.
Посмотреть на Федосью сбежалась вся округа: такие события в Богородском видали нечасто. Степан Мякотин, приехав с ярмарки, прознал, что супруга была любезна с другим. Получив признание, не успокоился. И, чтобы "научить" жену, запряг её в сани.
Делами семейными занималась церковь. За нарушение обетов полагались епитимьи или мог последовать развод. Но чаще такие вопросы решали сами, внутри рода. Традиции были куда сильнее законов. Максим Горький описал, как в деревне Кандыбовке, в 1891 году, муж запрягал в телегу свою оступившуюся жену.
Народная традиция воспевала добрую супругу – послушную мужу, уважительно относящуюся к его родителям, заботливую с детьми и, непременно, работящую. Она не тратит время попусту, всегда занята, и не старается выделить лишний часок на разговоры с соседками. В поучении к сыновьям, отцы отмечали: "Не сказывати жене правды ни в чём". Дескать, разнесёт потом по соседкам. А там, где беседы и праздность – там и до "сорома" недалеко.
Учить за проступки разрешал и Домострой. Про телегу там, конечно, ни слова, но написанное не всегда соотносилось с обычаем. Могли просто надеть на шею хомут. Иногда это был самодельный хомут, из соломы, испачканной сажей – чтобы подчеркнуть неблаговидность поступка. В таких случаях к телеге не припрягали, но могли провести по селу, под смешки и выкрики всей округи.
К замужним было принято относиться строже. Если совершался проступок, то вину однозначно перекладывали на женщину. Известен случай в Ярославской губернии в XIX веке, когда жена одного из братьев предпочла другого. Как описывают этнографы, всё негодование обрушилось на супругу: "Брат не виноват, — говорил муж, — женщина всякого может увлечь".
А впрягать в телегу продолжали и в двадцатом столетии, в Алтайском крае. Исследователь русской старины, Наталья Пушкарёва, указывала, что лошадь при этом могли пустить вскачь, и тогда поспеть за ней было очень непросто. Художник Александр Бучкури в 1936 году написал об этом картину "Вывод".
Любопытно, что историки не находят подобных примеров ранее шестнадцатого века. Вполне возможно, что такая традиция сложилась и закрепилась именно в то время, и продержалась почти триста лет. Есть версия, что связано это могло быть с общим закрепощением – с развитием крепостного права.
Новые истории от читателей
😡 😕 😐 🙂 😂
- вверх - << Д А Л Е Е! >> 15 сразу

* * *
Самым известным кремлёвским Дедом Морозом много лет подряд был актёр Малого театра Роман Филиппов. Говорят, после ёлок к нему выстраивались длиннющие очереди, как в советских магазинах за колбасой. Детишки хотели услышать личное поздравление, а взрослые — выпить с главным Дедом Морозом страны на брудершафт.
Не удивительно, что на ёлках, особенно первого января, актёр бывал необыкновенно весел и устраивал для коллег уморительные импровизации. Фонограмма могла вещать что угодно: например, про очередной съезд партии, а Филиппов поверх репродукторов орал задорные, не всегда цензурные частушки: "Наше поле рядом с вашим, наше колосистее, ваши девки посисястей, наши — пожопастей".
Снегурочке Филиппова надо было быть готовой ко всему. Дед Мороз запросто мог подкрасться сзади со словами: "А мы вот сейчас возьмем Снегурочку за жопу", громко рассмеяться и продолжить играть сказку. Зрители этого, разумеется, не слышали, фонограмма вещала только благообразные, заранее записанные тексты.
А однажды Роман Филиппов хорошо отметил Новый год и пришёл первого января на ёлку в разобранном состоянии. Дети настроения артиста не учли, стали его дёргать и приставать: "Дедушка, а ты принёс нам подарки? Дедушка, а почему ты молчишь? ".
– Заболел ваш дедушка, — грустно пробасил Филиппов, сел на пенёк и не вставал до конца представления. Главный Дед Мороз страны мог себе это позволить.
* * *
Если тщательно избегать приключений на свою жопу, они ее найдут сами. Навстречу им можно идти спокойным твердым шагом, а вот удирать от них приходится порой стремительно. Увы, это не анекдот, а простое жизненное наблюдение. Стоит мне самому начать новый интересный проект — коллеги, партнеры и потенциальные спонсоры реагируют в бинарной логике — поддержать или сопротивляться, давать или не давать ресурсы, аплодировать или строить козни, но в общем все заинтересованы, чтобы дело было сделано или провалено как можно быстрее, и я наконец от них отстану.
Иное дело впасть в апатию и плыть по течению - тогда логика окружающих становится одинарной. Мне тут же начинают давать дурацкие поручения или донимать просьбами именно такие же люди, плывущие по жизни как утопающие бревна.
Было время в 90-х, когда я бодро и регулярно проходил через рискованные темные переулки с прицепленными к рюкзаку боксерскими перчатками, скорым лесным шагом — никто мне слова худого не сказал. Но стоило мне слегка разбогатеть, тут же начало разносить, на носу появились очки, в руке пейджер, предшественник сотика и смартфона, походка сделалась вялой и задумчивой, читая сообщения, и вот пожалуйста — в один роковой вечер мне пришлось выдать лучший спринт в своей жизни. Потом он перешел в кросс с идеей вырубить всю гоп-компанию поодиночке, когда вымотаются и отстанут друг от дружки, но уже на втором что-то не задалось. Мне наваляли [ман]дюлей, добродушно, слегка — это оказались поселковые. Месяц потом избегал показываться на публике в качестве международного лица своей организации — оно было украшено первосортными фингалами.
Но вот заметь я этих парней сразу, прицепи в тот день перчатки, бросся к ним навстречу с объятиями и воплями — братва, у Бауловой бабы седня днюха! Щас мои приедут, пойдем вместе ментов [зв]издить! Хотите из макара стрельнуть? Б, да вы не наши что ли? Ох[рен]ели тут шататься? Мы у Гены собираемся — вон третий подъезд. Заходите, пусть он решает, что с вами дальше делать.
Пришлых распознал бы с ходу, стоило вглядеться. Хотя я отнюдь не братва. Но в такой ситуации это было бы лучшее решение. Вместо него пришлось много бегать, давать и получать люлей. Обратись я сразу к ним — счастливы были бы, что от меня легко отделались, подобру-поздорову. Так и в остальной жизни. Либо ты субъект противостояния или сотрудничества, либо объект чужих приключений.
* * *
Не всегда герои те, кто метко стреляет по врагу. Иногда героем можно стать военный, отказавшийся подчиниться приказу. Эта история о генерале, который стал героем, потому что отказался воевать.
На первом фото внизу — герой Курской дуги и многих других ключевых сражений Второй мировой войны генерал-лейтенант Матвей Шапошников. Но его имя вошло в историю не потому, что он храбро сражался под Курском, и не потому, что его бригада первой форсировала Днепр. Главным его подвигом был и навсегда останется отказ расстрелять мирную демонстрацию рабочих в Новочеркасске в июне 1962 года. Несмотря на повторенное несколько раз распоряжение начальства стрелять по демонстрантам на мосту через реку Тузлов, Шапошников категорически запретил подчиненным ему танкистам и мотострелкам открывать огонь. "Не вижу перед собой такого противника, которого следовало бы атаковать нашими танками", — ответил он члену политбюро ЦК КПСС Микояну и выключил рацию.
Рабочие Новочеркасского электровозного завода вышли на демонстрацию потому, что накануне им было объявлено о снижении зарплаты на 30 процентов, одновременно радио сообщило о повышении в СССР цен на продукты тоже на 30 процентов. По пути к горкому КПСС демонстранты несли с собой плакаты с портретами Ленина и коммунистическими лозунгами.
Единственным "крамольным" лозунгом был плакат "Хрущева — на колбасу! ". Когда охранявшие горком автоматчики открыли по людям огонь, Шапошников пытался остановить бойню, но этими стрелками распоряжался лично командующий округом генерал Плиев и расстрел продолжился, пока площадь не оказалась буквально заваленной трупами мужчин, женщин и детей. Это был почти полный аналог николаевского Кровавого воскресенья. Один из младших офицеров, осознав масштаб трагедии, тут же на площади застрелился.
Шапошников был уволен из армии за неподчинение приказу и исключен из КПСС, но после этого стал распространять письма с информацией о Новочеркасской трагедии по стране и миру. Благодаря ему о расстреле рабочих узнали за рубежом.
"…Партия превращена в машину, которой управляет плохой шофёр, часто спьяну нарушающий правила уличного движения. Давно пора у этого шофёра отобрать права и таким образом предотвратить катастрофу".
"Для нас сейчас чрезвычайно важно, чтобы трудящиеся и производственная интеллигенция разобрались в существе политического режима, в условиях которого мы живём. Они должны понять, что мы находимся под властью худшей формы самодержавия, опирающегося на огромную бюрократическую и вооружённую силу".
"Нам необходимо, чтобы люди начали мыслить, вместо слепой веры, превращающей нас в живые машины. Наш народ, если сказать коротко, превращён в политически бесправного международного батрака, каким он никогда не был".
Эти слова обрекали его на долгую опалу и даже тюрьму. Шапошникова обвинили в измене родине, и только благодаря заступничеству маршала Малиновского, воевавшего с ним на Курской дуге, обвинения были сняты. Всю жизнь генерал казнил себя за то, что не повернул оружие против убийц в военной форме и не встал на сторону рабочих. И все же в той ситуации он был единственным русским офицером, отказавшимся стрелять в собственный народ.
Генерал-лейтенант Шапошников пережил Советский Союз, был полностью реабилитирован и в свои последние годы пользовался огромным уважением коллег-офицеров и жителей Новочеркасска. Он остался в народной памяти героем-военным, который впервые в жизни отказался выполнить приказ. Тем, который не стрелял.
* * *
Отрицательной чертой, приписываемой туристам, был вандализм. Сведения о разграблении памятников туристами неоднократно отмечались современниками. Известный адвокат А. Ф. Кони, описывая Дворец правосудия в Париже, вспоминал:
"В этой комнате устроена в настоящее время скромная часовня, стены которой пришлось выкрасить темной масляной краской, во избежание тех надписей, которыми туристы хотят связать свои ничтожные имена с местами, где разыгрывались исторические события. Пришлось унести из этой комнаты и кресло королевы, чтобы спасти его остатки от тех же туристов, бессмысленно вырезавших из него кусочки себе на память".

Рамблер ТОП100