Рассказала знакомая, к которой в гости приезжали два гея из Голландии, такие настоящие борцы за права ceксуальных меньшинств, решили на своей шкуре узнать, как в России притесняют их права и поведать об этом миру. А надо сказать, что они у себя в Голландии неплохо выучили русский и почти всё понимали, говорили, правда, с приличным акцентом.
Ну вот, ждут они вместе со знакомой маршрутку, а на остановке два обычных гопника, ведут свою обычную беседу: — Е%% я тебя в рот! — Да иди ты на х[рен], сейчас у меня сосать будешь, а потом я тебя раком поставлю и в жопу вы%%у!... Ну, в общем, обычный базар. Всё это слышат голландские геи, переглядываются, улыбаются и говорят знакомой негромко, но с первых же звуков вся остановка замолкает, так как слышит их западный акцент: — О, у вас очень хорошо со свободой для геев. Смотри, те двое совсем не стесняются рассказывать про свой прошлый ceкс и обсуждать планы будщего! И никто не обращает внимания! Московские геи даже свободнее европейских! Тут всю остановку просто разорвало, а гопников как ветром сдуло. |
01 Oct 2012 | |
- вверх - | << | Д А Л Е Е! | >> | 15 сразу |
Историю рассказали в детстве, в пионерском лагере, после отбоя.
Поехали с братом купаться. Место — замечательное: вода, лесок, песок. Правда, "кирипч" на дороге висит, ну да хрен с ним.
Хорошо отдохнули, едем обратно. И соображаем: на перекрестке — гаишники. И они нас видели, и проезд "кирпича" так не оставят. Знак на столбе был не закреплен. Сняли с крючков, и — в кусты.
Тормозят. Почему "кирпич" проехали? Какой еще кирпич? Поехали, посмотрим!
И гаишник сказал у пустого столба лишь: "Опять сняли! ". Но сказал так, что в голосе рассказчика, наглого пацана, была обреченность.
Ходила на приём к врачу. Заняла очередь, сижу, жду. Спустя некоторое время ко мне подошёл парень с банальным подкатом: "Вашей маме зять не нужен? "Я злая, недовольная решила хоть как-то повеселиться в данной ситуации и говорю ему: "А вашей маме зять не нужен? " (из-за болезни голос охрип и был похож на мужской). Он переменился в лице, ушёл от меня в другой конец коридора и долго поглядывал на меня с опаской.
В 60-х годах во МХАТе получила широкое распространение игра — если кто-то из участвующих говорит другому: "Гопкинс! " — тот, независимо от ситуации, в которой находится, должен обязательно подпрыгнуть. Не выполнившим условия грозил большой денежный штраф. Чаще всего "гопкинсом" пользовались мхатовские корифеи, причем непременно на спектаклях, в самых драматических местах. Кончилось это тем, что министр культуры СССР ФУРЦЕВА вызвала к себе великих "стариков" — ГРИБОВА, ЛИВАНОВА, МАССАЛЬСКОГО и ЯНШИНА. Потрясая пачкой писем от зрителей, она произнесла целую речь о заветах Станиславского, о роли МХАТа в советском искусстве, об этике советского артиста. Нашкодившие корифеи, имевшие все мыслимые звания, премии и награды, слушали министра стоя. И вдруг Ливанов негромко сказал: "Гопкинс! " — и все подпрыгнули.
Мама — прокурор, часто рассказывала истории из своей практики. Как-то спросила, знала ли я мальчишек из соседней школы, фамилии назвала, мои ровесники. Я их близко их не знала, но время от времени пересекались на районных олимпиадах. А мальчики-то, оказывается, предлагали девочек домой проводить через пустырь вечерами, а потом убивали и насиловали. Гордость школы, оба на медаль шли, из благополучных семей, красавцы.