Моего приятеля врачи в свое время вытащили с того света. Поставили сердечный шунт и велели срочно менять образ жизни, ибо в прежнем образе он долго не протянет. В отличие от многих других мужчин, приятель воспринял это всерьез и взялся за ЗОЖ по полной программе. Дальше с его слов.

"Летом я был в Анапе. В гостинице имелся тренажерный зал в цокольном этаже, в который я каждое утро и ходил. Делал свою обычную программу: растяжка, кардио, силовые. Всегда там был один. Однажды заметил, что за мной из угла наблюдает мальчишка-повар. Когда он понял, что я его засек, то подошел и робко спросил:

– Скажите пожалуйста, сколько вам лет?

– Шестьдесят восемь. А почему ты спрашиваешь?

– Да понимаете, – расстроенно ответил мальчишка, – моему отцу сорок, а он вообще ничего не может.

– Не переживай, – утешил я его. – Когда мне было сорок, я тоже ничего не мог".

Нахожусь в большом санатории на море. Красота. Но есть проблема. Это раньше детей отправляли в детские санатории, а стариков в свои собесовские. Сейчас и взрослые и старики и стая малолетних оболтусов — все в одной куче. И волей неволей приходится видеть все вариации наследственных пертурбаций и законов природы. И очень хорошо видны законы

Прошлой весной еще узнал, что прозвище нашего дворового завсегдатая всех мало-мальских мероприятий за праздничным столом, "Серёга-Таможня", не за его способность чувствовать за версту эти самые мероприятия.

В зелёной фуражке, весь подтянутый и важный, он в День Пограничника утром отправился на встречу со своими друзьями, как делал видно не первый год. Может действительно он имел какое-то отношение к таможне, не знаю. В этот раз все прошло у пограничников чинно и благородно.

Конфуз у "Таможни" случился в самом начале августа. Подсел он к компании уже очень хороших, во всех отношениях десантников. Поговорили, пошутили, нужно продолжать, горючее закончилось, силы нерастраченные только у "Таможни". Гастроном в квартале от сквера, где отдыхают ребята. Кто-то одевает на "Таможню" голубой берет:

— Давай браток, не подведи, одна нога здесь, другая там.

Быстрым шагом удаляется, но обратно нет и нет. Прошло около сорока минут, задремали уже десантники, идет "Таможня" с бутылками в одной руке и с беретом в другой, вид сильно потрёпанный и обескураженный.

— Что так долго?

— Туда мухой долетел, обратно выхожу, на встречу ваши, голубые береты. Где служил?

Отвечаю:

— На таможне.

Пару раз увернулся, третий все же пропустил, а остальное время объяснял, как ко мне берет попал...

Это было в универе на экзамене. Были на мне замечательные узенькие резиновые такие джинсики. С застёжкой на молнии и пуговкой вверху на поясе. Ну вот. Взяла я билет, сажусь. Чувствую, в области живота какую-то лишнюю свободу. Молния расстегнулась — разошлась. Какие тут уж ответы на вопросы!

Силюсь незаметненько под столом застегнуть молнию. Минут пять возни. Чем привлекаю внимание препода. Подозревает, что я там прячу шпору. Подходит. Говорит мне: "Встаньте!".

Я сдуру вскакиваю и роняю листки и билет. На пол. Зачем-то наклоняюсь их поднять...

Дальше — почти неизбежно отрывается верхняя пуговица. Джинсы резиновые — немедленно слезают с попы, демонстрируя всем мои чудные чёрные кружевные трусики. Экзамен остановился. Публика ждёт продолжения банкета.

Подтягиваю штанцы, как могу, и плюхаюсь на стул. Препод всё понял. Народ ржёт.

— Идите, Лисицина. Пять. В следующий раз приходите с шестом...