лишней в их семье. Мать занималась только малышами, а отчим изо всех сил игнорировал меня. Мы могли не разговаривать по несколько дней, хотя жили под одной крышей. Мать говорила, что я слишком похожа на папу, и от этого на нее будто покойник смотрит.

Практически всю мою жизнь Олег был рядом. Сначала он приезжал по выходным, а потом купил квартиру по соседству, и мы стали видеться каждый день. Он делал со мной уроки, водил на английский, учил плавать, кататься на велике, печь пироги, играть на гитаре, чинить машину, водить, выхаживал все мои простуды и ушибы. Благодаря ему у меня было все: начиная едой, одеждой и игрушками, заканчивая репетиторами в старших классах. Я никогда не чувствовала себя безотцовщиной или сиротой, потому что у меня был самый настоящий папа, пусть и не родной по крови.

Когда мне было 16, мать сказала, чтобы я съезжала из ее квартиры, потому что младших нужно расселить по разным комнатам, и Олег забрал меня к себе. У меня появилась полноценная семья и дом, который действительно стал моей крепостью. С матерью с тех пор мы общаемся всего пару раз в год, и то по телефону.

Наши близкие и друзья знают эту историю и воспринимают ее спокойно. С неприятием я столкнулась всего один раз — мой молодой человек спустя полгода наших отношений спросил, почему я Владимировна, если папу зовут Олег. Я рассказала ему всё, и его реакцией был вопрос: "А ты никогда не думала, что он латентный педофил?" Отправила его к чертовой матери и ни капли не жалею.

Олег так и не женился, у него нет родных детей, есть только пожилая мама, которую я зову бабулей, а она меня — внучкой. Я очень люблю их обоих и знаю, что они любят меня, но порой накатывает какое-то смутное чувство вины, что из-за меня он живет не так, как, возможно, хотел. Сейчас у нас все отлично: Олег занимается бизнесом, я работаю на хорошей должности в крупной компании, мы строим дом за городом. Но иногда все же мелькает мысль: а если бы не было той гранаты и вообще той войны...

на станции по причине неисправности — оторваны трубки, разбиты номеронаборники и т. д. и т. п.). В общем, на этот участок бросили меня — как самого молодого работника. Материалами, сиречь запчастями, обеспечили с 1000% перекрытием — видимо, понимали, сколько таксофоны не ремонтируй, к следующему утру они будут вновь разбиты. Установили мы бригадой около 40 таксофонов по всему городу. Но, как все наверно догадались, работали они недолго — каждый день мне приходилось на велосипеде объезжать все таксофоны с коробкой запчастей на багажнике и менять где номерник, где трубку...

Выход нашёлся сам собой. Однажды, когда я ремонтировал таксофон, ко мне подвалил мужик — не бандитской внешности, но вполне внушающей наружности.

Сделаю отступление — в то время установить домашний телефон не было возможности, даже за хорошие деньги — просто не было свободных номеров на станции; мобильная связь только зарождалась и были мобильники только у самых-пресамых крутых и богатых. Так вот, подваливает ко мне этот мужик и говорит — "слышал я, что мол телефон-автомат можно и в квартиру провести. как бы ему это устроить?". я смекнул немного и говорю: "дело нехитрое, только какой момент — если таксофон на улице работать не будет, его на станции отключат, пока не устраню. а так — за поллитру я тебе его в квартиру поставлю". На том и порешили — я поставил ему домой таксофон параллельно с уличным (как два телефона в соседних комнатах), предупредил его — если когда снимаешь трубку, там идёт разговор — не вмешивайся, сразу клади, чтоб этот левак не всплыл. А он в свою очередь стал приглядывать за уличным таксофоном и даже пару раз шуганул местную школоту, когда они пытались оторвать трубку от аппарата... А спустя три месяца КАЖДЫЙ из 40 таксофонов имел три-четыре параллельных аппарата на квартирах и верьте или нет — работы у меня почти не стало! За уличными таксофонами стали приглядывать эти параллельные абоненты, а они все были людьми из той прослойки, что ещё не бандиты, но уже вполне уважаемые в

90-х годах люди.