и зеленоэнергетичности, но об этом здесь пока еще никто не задумывается. Это наше будущее. Но даже с велосипедами случился облом: на территорию университета залезли две городские магистрали-проспекты, катание по которым на велосипедах дело весьма опасное для велосипистов, вело[ман]дистов, ну вы поняли о ком это я. Решили, было дело, перенести проспекты под землю. Подсчитали, прослезились.

Тогда гениальные умы в мэрии и в попечительском Совете придумали очень клевую идею. Они выломали старинные гранитные бордюры и поставили красивые цементные. А шо, нехрен наследию кровавого Сталина ограждать демократические трассы. Соответственно сузили проспекты (сделав двухполосные дублеры однополосными) и максимально расширили тротуары, дабы велосиписты могли рассекать вместе с потоками граждан на тротуарах. Чтобы не заблудились воткнули на их пути деревья и столбы, а шо, пусть учатся рулить. Потоков граждан правда не наблюдается, но разве жалко бюджета на хотелки во славу рейтингов. Сделали сьезды-заезды на проспекты непонятной формы — ну едешь себе прямо по проспекту и тут сбоку тебе в лоб по встречке бац — выруливает какой-то перец — вот именно такого плана сделали развороты. По секрету сказали, шо это убийственное творчество рассчитано на проведение там марафонов и забегов хором. В общем оторвались по полной. В целом МГУ должен был стать цитаделью студенческого велоспорта. Забыли правда одно — Москва это не Шанхай, не Токио и не Калифорния с Лондоном. Это северный город, где на велосипедах можно ездить только летом и немножко весной и осенью. А весной и летом у студентов сессия, стройотряды, каникулы. Остается только сентябрь и немножко октября. Что-то я не увидел в эти месяцы потоков вело[ман]дистов. Наверное они еще не в теме, где и как должны кататься вместо учебы. Так, в угоду чужим рейтингам искалечили два городских проспекта. Сложно представить, что будет с МГУ, когда начнут внедрять ветряки на его башнях и проводить хей-хороводы вокруг памятника Ломоносову. Одна глупость всегда рождает лавину новых. Так что готовьтесь к новым достижениям в науке.

однажды прибыл к нам на практику студент института физкультуры. Высокий, подтянутый, на уроки приходил в шикарном спортивном костюме — у меня такого никогда не было. Как практикант, он должен был провести несколько уроков, и досталась ему тема "Подъём по канату". Студент построил класс, рассказал, что нужно, а потом говорит: "Смотрите, показываю!". И легко, технично, взбирается по канату под самый потолок. И там у его спортивных брюк лопается резинка, и брюки повисают на щиколотках. На этом его практика закончилась, я даже поговорить с ним не успел, не понял, как он исчез из спортзала, и больше он в нашей школе не показывался, даже за характеристикой не пришёл".

Вторую историю рассказала при мне дама–инспектор ГорОНО (для миллениалов — городского отдела народного образования). Зашёл разговор об одной очень заслуженной учительнице. И эта дама говорит: "Знаете, я недавно была у неё на уроке в составе комиссии. Женщина она, знаете, крупная, но активная, всё время в движении. И вот пишет она на доске, потом, продолжая говорить, отходит к классу, и в этот момент у неё из-под юбки падают на пол трусы — резинка лопнула. Так представляете, ни на секунду не запнувшись, ровным голосом продолжая раскрывать тему, она наклонилась, подняла трусы, подошла к учительскому столу и в ящик их убрала. Школьники, 4-й класс, даже не шелохнулись, словно и не заметили! В общем урок провела идеально".

Так о чём это? Ко всему в этой жизни надо быть готовым. Ну, и, конечно, профессионализму в институте не научат, это дело наживное…

опрос. На ответ встал мальчик из разряда "1 сига + 2 сиги = 3 сиги". Он её почему-то ненавидел. Итак, вопрос. Он грубил. Она терпела. Он еще грубил, словно добивался этого. И тут она сорвалась. У нее потекли слезы, она встала к окну и пыталась остановиться. Все молчали.

Тогда он сказал: "Ццц, как нехорошо при детях плакать, *имя без отчества, как подружку*". После этих слов, мой сосед, его дружок, шепнул мне: "Ща начнется!" Она повернулась к нему: "Да какое право ты имеешь мне тыкать?" Дальше все произошло быстро.

Она подошла и со словами: "Такие, как ты — невозможные существа — портят все. Портят поколение. Портят жизнь. Алкаши. Ты задумайся! Родители в тебя силы вкладывают, жизнь! А ты? Ты что? Зачем?" — частью срываясь на крик, частью говоря тихо, захлебываясь в слезах. Она отдала ему пощечину. Молчание. Она села, заплакала. Дальше пришла завуч, разборки.

Ее уволили. На основании показаний учеников и самого завуча, ее уволили. Она осталась безнаказанной, т. к. была признана душевно больной. Историю замяли, знали только в городе о ней. "Неадекватная ушла!"- такова была реакция учеников всех без исключений. Кроме меня. Я не верила.

Прошло три года. Мне 21. Многие уехали с городка в побольше. Я иду по улице и вдруг вижу ее. Поздоровалась. Она прятала взгляд, ей было стыдно что ли. Пригласила в гости, я, конечно, согласилась. И там она все рассказала "самому душевному и честному человеку в школе".

Ее, самого лучшего на свете человека, самого душевного и хорошего, на протяжении нескольких лет избивал тиран-муж. Она терпела. Терпела. В тот день пришла в школу после очередного вечера страданий. Сил ноль. Грубость. Срыв. Тогда-то, в этой пощечине, в этих словах была такая боль, было такое страдание. Она поняла, что произошло только, когда осталась наедине с завучем. Долго извинялась перед мальчиком. Пережила все эти прения с родителями, суд, осуждение общества.

Муж повесился, не мог совладать с агрессией. Ее поили таблетками. Никого. Одна. Только полгода назад ей дали "свободу". Она сидела, рассказывая это, и ревела. Это был невероятный океан боли. Я не могла на это смотреть. Столько боли. Страшно. Мы поддерживали общение. С ее слов, я единственный человек, который ее понял, ведь все отвернулись.

Прошло два года. Авария. Кома. Смерть. Помню всю боль, что была у меня. Помню ее слезы. Помню ее. Помню ее искренность и невероятную силу. Помню самого лучшего на свете человека.