Перед выходом у меня мысль одна: лишь бы не сделать глупость и не убить кого-нибудь. Инструкторы говорили стрелять лишь по одному патрону. Часть патронов были трассирующие и летели красиво, "по-лазерному".

Какое-то подобие мишеней вроде было в трестах метрах, но я ничего особо не разобрал. Волнуюсь, подошел, снял предохранитель и начал потихоньку жать и стрелять по одному.

И в итоге залипнув на середине и "тормознув" от кортизола я зажал курок. И прям помню это улетное ощущение. Когда ты легким движением просто нажимаешь на этот гладкий курок, как на сенсор, и из этой машины выходит очередь пуль из семи-десяти. Такая мягкая, плавная, но убойная мощь.

Кстати, орать и отчитывать меня не стали. Просто гаркнули тихонько и все. Все же из вуза приехали, не срочники, вот и устроили нам санаторий.

Ребята посмеивались и не понимали, что именно из-за своего "тупняка" я словил самое обалденное ощущение. Ощущение пальбы из автоматического оружия.

Какая привилегия. Оказывается, даже гражданские американцы, гордящиеся разрешением на оружие, такого оружия позволить себе не могут. А ощущение нажатия на курок и того с какой легкостью вылетает стая пуль останется со мной на всю жизнь.

Dani Jaood (c)

Тут я блеял: "а, может, в парк? "

На меня смотрели, как на малохольного.

В парк! Скажет же! Кто ж в парке-то воюет?! Может, еще на детскую площадку пойти предложишь?!

Я тушевался, куксился и шел пятнами, понимая всю глубину тупизны своей. Действительно. Еще б детям на детскую площадку предложил! Кретин!

На детской площадке сломать шею можно было только на глобусе.

Приблуду эту соорудили во дворе сторонники чайлд фри.

Глобус имени царя Ирода был сварен из стальных труб по меридианам и широтам, стоял на подшипниках и свободно вертелся вокруг своей оси.

Метра три в диаметре.

Убиться об него можно (и нужно)было так: сильные садились внизу и отталкиваясь копытами, раскручивали землю до второй космической.

Смелые же прыгали на глобус, цепляясь за экватор руками.

Цель была полетать параллельно земле, вопя от ужаса.

Ну и выжить. Но это необязательно.

Сильные же крутили со всей дури: у них была задача запустить смелых на орбиту.

Приземление было жестким.

Летел то ты ногами вперед, мордой вниз и еще с отрицательным тангажом, то есть приземлялся рылом.

Об каменистую твердь земную.

Как выживали: хз. Некоторые родители ратовали за то, что б спилить этого Молоха нах[рен], но остальные были против. Отменить детские жертвоприношения? Чего это?

Зато хоть дома в тишине посидим. Ну разобьет рожу, руки обдерет, зеленкой замажем. Убьется-другого родим. Этот все равно не жилец был, вестимо.

Да и то… полеты на земном шаре все же побезопасней прыжков в окно на стройке в стог стекловаты.

С третьего этажа минимум. Это для трусов результат. Смелые и с 6го летали.

Были и недостатки у этого развлечения, признаю. После стекловаты чешешься, как псина шелудивая..

Ну и одежду отстирать от стекла тот еще квест.

Но гаражи! Гаражи! Это был топчик! Вернуться оттуда целым и не наступив в говно было редкой удачей. В сознании народа понятия "гаражи" и "общественный туалет" не отличались приблизительно ничем. Выражение "пойду посрать в гаражи" воспринималось как само собой разумеющееся. Ну как "пойду пожрать в столовую" или "пойду купаться на пляж"

Поэтому игры в гаражных минных полях требовали от геймера к осторожности, бдительности и острого обоняния.

Ну и ловкости, конечно. А так же прыгучести и скорости.

Любимое развлечение: бег и прыг по металлическим крышам, почему-то не находил одобрения у гаражных владельцев.

Всегда нужно было быть готовым к тому, что сиганув на очередную крышу, ты растревожишь улей гаражных алкоголиков.

Которые только лучка порезали, только сальца нарубили, только сели, только налили, только тост сказали, только выдохнули и тут сверху "ДАДАХ! "

И у половины штаны от пролитой водки мокрые, а у второй половины не от водки. Но мокрые. А Михалыйч так вообще подливу пустил.

Сразу и навсегда поменяв нейминг с "Михалыча" на "Того-Михалыча-что обосрался

— в-гаражах"

А ты просто вольный ветер… прыг скок, прыг скок, свист в ушах, и тут ворота с лязгом открываются, наружу вылетают клубы мата и толпа, жаждущая суда Линча.

И твой бег приобретает осмысленность. Теперь это не беспонтовый джоггинг, а борьба за выживание дикого зверя на загонной охоте.

И ты скачешь аки зебра полосатая от обосранных хищников, и тут х[рена]к: а гаража в ряду нету!

Недострой. Внизу только дыра зияет.

А узнаешь ты об этом за метр до.

Прыжок! Полет! Приземление! Очко может лом перекусить! Но ты живой, пакостный и быстрый и бежишь, а не подбитым мессершмидтом пикируешь в смотровую яму, куда перед этим годами срали твои сограждане!

И этот контраст делает тебя по-настоящему счастливым! Только тут ты ощущаешь настоящее биение жизни! Постигаешь смысл великих слов о упоении в бою и обгаженной бездны на краю!

"Остановись, мгновенье, ты прекрасно" орал бы ты в этот миг, если бы не экономил дыхание.

Да и некогда тебе.

Надо еще успеть метко швырнуть половиной кирпича в чан зазевавшемуся Михалычу (сегодня не его день), увидеть, как он с воем летит в уготовленную тебе судьбой яму и бодрой кенгурой перепрыгнуть забор.

Откуда на крыше кирпичи? -вы спросите.

Так мы их в прошлый раз накидали! Когда в снежки играли. Но кирпичами.

Как выяснилось впоследствии навыки выживания, полученные в таком детстве сильно помогли в жизни…

…

Десять лет спустя я несся по гаражам от прыткого летехи-химика.

Угораздило ж болезного так пылко отнестись к обязанностям старшего патруля. Только с училища выпустился, желторотик, вот и откуда и рвение.

Наученные горьким опытом патрули нас обычно не трогали. Знали, что бегаем мы быстро ( еще бы, каждый день 12 км зарядка и раз в две недели 25 в полной выкладке), и в плен не сдаемся.

Оно надо.

Сослуживцы заклюют же. Мол, как же ты, тормоз, мазуте попался? Авторитет упадет навсегда.

Ну и начальство попреками достанет. Попрекать же тебя будут забегами в ОЗК, противогазе и полным РД песка.

Словом, мотивации отбиваться до талого было хоть отбавляй. Несколько инцидентов с разными телесными убедили комендачей, что за нами гоняться: себе дороже..

А с Дону выдачи нет. Начальство нас сторонним на суд и расправу не отдавало.

Само дрючило.

… В тот день самоход сразу пошел через пень-колоду. И бабу свою не застал, и нос к носу с патрулем столкнулся.

— Рррядовой! Ко мне!

Ага, щазз… еще лапу ему дай… ноги!

Солдаты отстали быстро, а вот летеха прицепился, как репей к дворняге. Бегу, и оппа: гаражи! Ну тут мне и карты в руки. Ногу на замок, рука за железку, толчок, и я на крыше. Внизу щелкает зубами летеха. Утютю, мой маленький. Не в этот раз…

Да что ж ты упрямый то такой… гляди, не поленился за мной полез…

Дежавю…

Первый гараж, второй, третий, четвертый, , пя… а пятого нету…

Дыра..

Прыжок, приземление, ура, живой сзади мокрый чвак и что то со всхлипом летит вниз.

Допрыгался лейтенантик.

Долетался, родимый.

Смотрю на офицера с крыши, нда… рыло он себе, конечно, отрихтовал будьте нате.

"И ей он больше не жених"

Глядя на корчившегося и стонущего беспомощного комедача, почти мальчишки, во мне борются человеколюбие с осторожностью. Суворовец, от мамкиной сиськи в казарму, ничего слаще печенья из чипка не пробовал небось, бедолага. Сердце кольнуло острой иглой жалости.

Я в раздумьях.

"Ссать на него или не ссать? Вот в чем вопрос! "

Обоссаный литеха точно не вломит: ему после этого не жить.

Буллинг в четверть века и погоняло "обоссанный" ему обеспечено.

Необоссанный может мне устроить проблемы.

Но время поджимает, потому обходимся без уринотерапии.

Неделю спустя иду мимо КПП, там кучка гансов о чем то спорит, тут вопль: "ВОТ! ВОТ ОН! "’

В меня тычет пальцем замотанная в бинты мумия.

Твоюждивизию…

Приплыли тапочки к обрыву…

Камера, допрос, расскажите, как вы избили офицера патруля при исполнении им служебных обязанностей…

Ахтыжс@ка…

Гаражом. Я его избил гаражом по роже. Поднял гараж и на ему по ебасосине. Чтоб прямее была…

Три дня меня мурыжили, потом наши как-то замяли дело.

10 суток губы вместо дизеля или зоны показалось раем. Ну и полгода я в обнимку с РД жил.

Набитым песком разумеется.

Зато авторитет в войсках вырос. Народ все спорил, чем я ганса так припечатал.

Лопатой? Об асфальт им стучал?

Ну и патрули нас замечать перестали вовсе.

И урок вынес.

"Надо было литеху обоссать"

О ней и речь.

Советская власть попрощалась с нами, когда я учился на третьем курсе. Одновременно нам помахал ручкой и союз нерушимый, но это событие мало кем было воспринято как значимое, особенно в нашем поколении. Помню, как на первом после подписания Алма-Атинских соглашений и новогоднего обращения Задорнова к народу на семинаре по немецкому языку преподавательница задала нам наводящий вопрос: "Как называется наша страна? " "Russland", хором ответила наша небольшая группа, включая и обычно молчащего двоечника Ника. Ник был при этом почти отличником по профильным предметам, а вот по-немецки смог выучить только фразу "Ja, das stimmt! "Этой фразой он всегда отвечал на многословные сетования немки по поводу своей неуспеваемости.

Замешавшаяся немка, как оказалось, вознамерилась ознакомить нас с новоявленной конструкцией "Gemeinschaft der Unabh? ngigen Staaten" ("Содружество Независимых Государств"), и начала рассуждать про "бОльшую страну". Мы ее выслушали и пожали плечами.

А вот уход советской власти был длительным, многоступенчатым и заметным. Еще на первом курсе покинула нас, казавшаяся доселе незыблемой в вузовских программах "История КПСС". Но свято место не могло быть даже наполовину пустым, и мы оказались слушателями уникального предмета под названием "Социально-политическая история двадцатого века", которую, по созвучию с постоянно бывшей тогда на слуху болезнью, все немедленно окрестили "СПИДвека". Видимо, сокращение не порадовало начальство, и уже следующий курс увидел в своем расписании просто "Историю Отечества". Ну а мы встретили новый предмет с большим энтузиазмом. Еще бы: и преподаватели, и студенты были избавлены от необходимости тупо твердить, что учение Маркса истинно, потому что оно верно. Мы могли свободно обсуждать и анализировать события подходившего к концу века. Студентам, которые уделяли внимание непрофильным, "гуманитарным" предметам, случалось ходить на лекции и даже семинары в другие группы, если там разбирались какие-то интересные аспекты недавней истории, и, в итоге, мы хорошо познакомились с преподавателями истфака, а те, в свою очередь, были в восторге от аудитории (в смысле, студентов) физического факультета.

На следующий год по старой программе нас ожидало марксистско-ленинское обществознание или что-то вроде того. Но, не забудьте, советское настоящее уже уходило в прошлое. На этой волне в учебной программе появилась новомодная социология. Не менее модный плюрализм побудил не то что бы сделать этот предмет совсем факультативным, но дать студентам альтернативу в виде спецкурсов самых популярных историков. Таким образом, расписание ознаменовалось базовым курсом социологии и тремя альтернативными историческими спецкурсами, на один из которых я и записался.

Может быть, выше я создал у кого-то ложное впечатление, что все студенты-физики с удовольствием, добровольно и с песней изучали историю и прочую гуманитарщину? Спешу исправиться: отнюдь нет. Да, немало студентов записалось на альтернативные исторические курсы. Но еще большее количество забило на гуманитарные предметы вообще, надеясь в итоге как-нибудь потом выкрутиться. Поэтому, когда на каждый из предметов явилось и записалось по два десятка студентов, никто из преподавателей не удивился. Историки – потому что, несмотря на все свои восторги, не питали иллюзий по поводу лени студентов вообще и лени студентов-физиков в отношении гуманитарных дисциплин в частности. Социолог – потому что плохо себе представлял масштабы физического факультета.

А масштабы эти были немаленькими. Если не ошибаюсь, физфак тогда был самым населенным факультетом МГУ, предоставляя 450 мест на курсе. Кроме того, именно в это время бесславно завершилась спецоперация, ой, то есть ввод ограниченного контингента советских войск, сменившийся выводом означенного контингента. Государство снизило уровень потребления живой силы возраста 18+ и даже отрыгнуло часть этой силы, вернув призванных со студенческой скамьи срочников обратно на эту скамью, естественно, в начало учебного года. Этот кульбит увеличил численность нашего курса до 600 человек.

Подозревая, что может ожидать их в конце семестра, историки в течение него распределили между ходившими к ним студентами темы рефератов (которые тогда из интернета скачивать было не принято?), на предпоследнем занятии оные рефераты собрали, на последнем – рассказали о результатах проверки, обсудили и выставили зачёты. И попрощались с гостеприимным физфаком, предоставив принимать зачет в назначенный для этого день, преподавателю основной дисциплины, то есть социологу.

Теперь пора представить действующих лиц. Это трое моих однокурсников, приятелей, можно, наверное, даже сказать, друзей. Димон – атлетически сложенный парень, абсолютно уверенный в себе в общении с девушками, во время игры в футбол, позже – в общении с клиентами в бизнесе, короче, везде, кроме экзаменов. Причина последнего была непонятна, ибо физику и математику он знал, пожалуй, лучше всех нас. Олег, с которого еще в юности можно было писать портрет мятущегося русского интеллигента, нерешительный, постоянно сомневающийся, но – благодаря то ли выработавшемуся иммунитету к собственной нерешительности, то ли каким-то еврейским корням (а куда же русскому интеллигенту без еврейских корней?) – всегда находивший выход из тупика в который сам себя перед этим загнал. И Лёха, представлявший из себя ботаника в чистом виде, тормозной, в толстых очках с большими диоптриями, вечно удивленный. Делили они одну комнату в Доме студента, каковое уютное учреждение я не смею обозвать "общагой", ибо случалось мне жить и в настоящих общагах.

Так вот, эти три довольно разных человека проявляли единодушие в одном вопросе. Они считали меня главным специалистом по борьбе с гуманитарными предметами, ходить на которые считали пустой тратой времени, и до описываемого момента всегда успешно использовали в этом вопросе принцип: "Делай, как он". Вот и при приближении зачета по социологии они стали выяснять у меня подробности. И, к своему ужасу, обнаружили, что на этот раз поезд уже ушел, записаться туда, где я был, нет никакой возможности, и даже зачеты там уже выставлены. Мои увещевания, что я-то, как лох, весь семестр ходил на занятия, а они вот сейчас как-нибудь проскочат зачёт, не имели успеха.

Наступило хмурое утро дня "икс". Димон впал в уныние, повторяя мантру: "Это надо же, вылететь из-за социологии". Олег умудрился где-то достать соответствующий конспект лекций, порывался их прочесть, но мало что понимал. Лёха, всю предыдущую ночь готовившийся к досдаче физпрактикума, а днём его, наконец, сдавший, спал. Поднять его друзья не сумели, и поплелись на зачёт вдвоём.

Социолог, тем временем, проникся мощью физфака уже в процессе получения ведомостей, а теперь, пока в огромную лекционную аудиторию набивались пять сотен студентов, прикидывал варианты, как принимать зачёт. Вариант просматривался один, и преподаватель приступил к его реализации.

Когда собравшийся курс притих, лектор начал действовать так. Задавал вопрос, выслушивал ответ первого замеченного в поднятии руки студента и выносил вердикт: "да" или "нет". После семи-восьми вопросов он приглашал ответивших верно пройти с зачетками к столу, выставлял им заветную отметку и возвращался к началу процедуры.

Вопросы, казалось, сыпались без какой-то системы, поэтому раздобытый коспект не сильно помгал. Димон продолжал тихо бормотать свою мантру про "вылететь", а Олег лихорадочно шарил по страницам лекций в поисках системы. И, наконец, система была обнаружена! Социолог шёл по темам лекций с конца, при этом внутри каждой четной лекции перебирал вопросы в нормальном порядке, а в нечетных – опять-таки начинал с конца. Излагать суть своего великого открытия было некогда. Олег быстро отыскал в конспекте текущее положение полета мысли лектора и просто шепнул Димону: "Сейчас он спросит, что такое норма по Дюркгейму. Ты поднимаешь руку и отвечаешь, что это вариант поведения, статистически наиболее часто принимаемый обществом". Затем Олег и сам воспользовался плодами своего открытия, и через пару минут, получив зачеты, друзья медленно и торжественно поднимались к выходу из аудитории.

На выходе из аудитории они столкнулись с Лёхой, проснувшимся уже до уровня способности задать вопрос: "Чё там? "Олег вручил Лёхе конспект, готовясь изложить суть своего открытия, но ушедший в состояние эйфории Димон радостно возвестил: "Да там на халяву зачеты ставят! "Лёха кивнул и зашёл в аудиторию.

Дальше всё было просто. Сонный Лёха услышал "на халяву" и увидел небольшую очередь возле стола лектора, состоявшую как вы можете догадаться, из следующей порции ответивших. На сидевших в аудитории Лёха внимания не обратил, ну сидят и сидят, мало ли. Он подошёл в конец очереди, и лектор, уже изрядно офонаревший от количества студентов, внёс заветные записи в зачетку и в ведомость, попутно поругавшись, что Лёха не соизволил сам вписать название предмета и фамилию преподавателя.

Вот это и была она – самая настоящая, чистая, неразбавленная халява.

На что мне сказали, что у меня ст 209ук рф в воинском билете написана. В строке ВУС.

Ну и на роже.

Но не о том речь. Так вот. Все, все их действия в отношениях с государством начинаются с поиска каких то мутных связей.

Знакомых с важными людями. Которые чего то там с заднего входа порешают.

В итоге связи эти (потнорылые хомуты с бегающими поросячими глазками ) делают им все в 5 концов по цене, причем херово. И оооочень долго. Зато рассказов о коварстве чиновников не счесть…

Прокуроры, главы администраций, начальники громоздких аббревиатур кому то чего то обещают, в виде исключения, один раз, превозмогая, идя на прямое нарушение, только для тебя, в виде исключения исключений, болеют, уходят в отпуск, хоронят близких и родных, потом приходят проверки и при них никак, (список отмазок бесконечен) дела тянутся годами, выхлоп ноль, решалы постоянно просят денег. И так далее…

Страсти кипят, люди теряются, находятся, врут по новой, словом, сага о Форсайтах, а не оформление бумаг.

Никак не мог понять: нах[рен]а так усложнять сюжет? Не вна Украине, исусиоборони ж живем.

Без кумов-порешал как то справляемся.

В лобовую.

Пришел, подал документы заплатил 70000? , провели 15 киловатт.

Не, это не по нашему.

Надо отслюнить Толе-решале полляма, затянуть все на 5 лет, на выходе х[рен], зато рассказов о нравах коридоров власти наслушаешься всласть.

Убедить сменить модус операнди и делать все в лоб, без иезуитских интриг, не-нереально.

Более того. Они ко мне этого местного решалу подвели. Свиноглазого со связями наверху, внизу и сбоку.

— Ты газ будешь проводить?

(Подавив дружелюбное "тебя [дол]бет?! ", степенно ответствую "Вестимо" )

— Давай я тебе все оформлю! У меня в мособлгазе начальство друзья детства!

— Ты уже оформил. Петровичу. За 650000? вроде?

— Но это в прошлом году было, сейчас дороже…

— Х[рена]се. Мне в лоб за 230 мособлгаз проводит. Все вместе: труба, проект и проч…

А тебе по дружбе 650 и больше? Них[рена] у тебя, родной, друзья там!

Ты ж где так офоршмачился-то перед закадыками детства? Украл чего? Долги не вернул?

Хряк напоминает гибрид свиньи и Крупской.

— ЧЕГО?!

— Того. Может, не друзья они тебе вовсе, газовщики эти?

Ну раз мне за три месяца, а у меня там ни кунаков, ни деверей нету. А тебе! Другу детства! Два года муму еб@и! Вестимо, они тебя за ворону лохастую держат Ты повспоминай, где с ними косяк такой упорол, что они тебя на х[рене] вертят и не стесняются! Сильно ты им поднасрал однако!

— А?!

— х[ер]на. И мне с тобой дела вести не климатит. Раз даже кирюхи твои тебя за с@ку держат. Они-то тебя с детства знают! Стало быть, и есть ты с@ка в ботах! Гнилое нутро у тебя, видать!

Раз такая у тебя дружба выходит! Таких, как ты друзей — за х[рен] и в музей!

Типа едва инсульт не хватил. Рядом ржет Петрович. Вид: как будто почесали где давно зудело.

Помогайка убегает.

Петрович:

— Ну! А говорил не бандит! Ну разбойник же!

— Я!? Да я само законопослушание!

— Ага, [ман]ди больше… жаль ты раньше сюда не приехал…