С раннего детства у меня ОКР тяжёлой формы. Каждый день начинается с панической атаки и заканчивается ей же. Стоит лишь кому-то не взять трубку, как я уже натурально переживаю его смерть. Привыкла к несуществующим болезням. Я не смеюсь и не улыбаюсь, я не плачу и не злюсь. Я навсегда заключена в плену собственной болезни. Таблетки и специалисты бессильны. На сегодняшний день я абстрагировалась от общества, плотно сижу на наркотиках и отрицаю человеческие ценности.

Мама умерла через месяц после моего рождения. Отец женился через 1,5 года. От меня никогда не скрывали, что я не родная мачехе, она сама не пыталась стать мне мамой. Особенно это стало заметно, когда у нее родились собственные дети. В отношении меня не было той теплоты. Мачеха не принижала меня, не ущемляла, заботилась. Но в ее отношении чувствовался холод. И хоть, положа руку на сердце, я не люблю ее, как маму, я ее уважаю, благодарна за заботу.

И вот я закончила школу, мы вместе с ней собираем мои вещи перед отъездом в институт, и я что-то так расчувствовалась, что обняла мачеху и сказала: "Я все-таки буду скучать". А она отстранила меня и ответила: "А я нет, наконец ты не будешь постоянно маячить перед глазами, как напоминание, что, если бы она не умерла, он был бы не со мной".

Не думала, что мне может быть так больно.

Еду в метро. Рядом двое детей лет пяти-шести и молодая девушка, скорее всего, няня. По разговору понятно, что едут в ресторан поесть, и девочка интересуется: "А там суши будут?"

И я вспомнила своё детство. Травинки, опущенные в муравейник; сладкие цветы клевера; чёрный хлеб кирпичиком, смазанный водой и посыпанный сахаром; и "мам, скинь бутылку воды". Я не ворчу, что тогда трава была зеленее и дети здоровее. Но атмосферно же было, правда?

Моя жена беременна, и я ношусь с ней как курица с яйцом. Прихожу с работы, а она сидит на диване, уплетает сельдь с лучком и закусывает её клубникой в шоколаде. Я не удивился, я уже привык, но внезапно она предложила мне разделить с ней трапезу, ибо "Дорогой мой, попробуй! Это очуметь, как вкусно!", а когда я ей сказал, что я это съесть физически не смогу, она расплакалась, стала говорить, что её никто не понимает и не ценит. Я так испугался, что жрал с ней эту смесь и даже не подавился.