Подъезжаем к остановке, у бордюра стоят под зонтиками две девушки и, немного дальше, еще несколько потенциальных пассажиров. Водила обращается к кассиру:

– Ну, что, обрызгаем?

Выворачивает руль к бордюру в водяной поток. На девушек летит струя грязной воды, и они с визгом отскакивают. Эти два быдла, водила и кассир, ржут. Ну, такой у них юмор! Среди пассажиров тоже находятся несколько им подобных, которые подхихикивают.

Маршрутка останавливается, открываются обе двери – кто выходит, кто заходит. Через заднюю дверь заходит мужик из разряда тех, кого можно охарактеризовать одним словом: "ШКАФ". Проходит через салон, культурно отодвигает в сторону пассажиров, двумя руками вынимает водилу из-за баранки и вышвыривает его на улицу через открытую дверь. Затем не торопясь выходит, поднимает с асфальта главного героя истории и роняет его в бегущий по дороге поток. Вытряхивает руки одну о другую и, не торопясь, отходит в сторонку ждать свою маршрутку.

Реакция зрителей.

1. Те, кто стояли на остановке, аплодируют.

2. Среди тех, кто ехал в маршрутке находятся сердобольные тетеньки, которые говорят:

– Ну, зачем же так-то! Можно было и по-людски! А как же мы дальше-то поедем!?

Большинство из нас с этим фактом смирялось и тупо, но добросовестно перекатывало конспекты друг у друга. Смысл текста сохранялся в голове максимум до конца написания строки, на переписывание уходило несколько часов в семестр, но это был самый дешевый и надежный способ отбыть номер. Но были и такие, кто откладывал переписывание на последний момент — не проскочу, мол, тогда и сяду переписывать. Есть у меня друг детства и тезка, Лешка, человек редкого остроумия, острого ума, обаятельный как черт и страшный лентяй (был тогда, по крайней мере, — сейчас мы живем в разных странах и редко видимся). Всю школу мы проучились (и провеселились) вместе, а в институты пошли разные — я в МАДИ, а он в МАИ. А зверели там в Авиационном преподы научно-коммунистические, как я понимаю, еще хуже чем в нашем Автодорожном. И вот однажды, звонит мне мой друг и говорит: "Дай конспекты, завтра экзамен". Программа, как понимаете, по этому делу во всех институтах одинаковая, так что конспекты — те же самые. "Да приезжай, — говорю, — и бери хоть все." Ну, он приехал, конспекты взял, обложки на тетрадях, естественно поменял, назавтра на экзамене подает их преподу. Тот берет стопку из 5-6 тетрадей, кладет перед собой на стол и начинает очень тщательно их просматривать, перелистывая по одной странице. Леха терпеливо ждет, с интересом разглядывая страницы конспекта вместе с преподом — оба они видят содержимое этих тетрадей в первый раз в жизни. Примерно в середине третьей тетради препод вдруг резко останавливается и разглядывает страницу: очередной конспект кончается выше половины листа, а на оставшемся месте — рисунок. Вполне пристойный, не надейтесь, но странного, мягко говоря содержания. Нарисована довольно большая птица курицеобразного вида (рисовальщик из меня никудышный, но то, что это птица — понятно) с открытым клювом, и из этого клюва, как в комиксах, такое облачко и в нем написано: "Я — Дебрь!". Препод слегка фигеет, смотрит искоса на Лешку - тот невозмутим, как египетский сфинкс. Ничего пока не говоря, препод переворачивает еще одну страницу. Здесь конспект идет уже до половины страницы, но нарисована точно такая же птица, правда поменьше, и у этой птицы из клюва слова: "Я — Цыпль, сын Дебря!". Терпение препода кончается, он резко поворачивется к Лешке и в раздражении кричит: "Это что!!!??? Что это такое, я Вас спрашиваю!!!???" И вот мой Леха поднимает свои ясные голубые глаза от тетради, смотрит прямо в лицо преподу, и очень тихо, и очень медленно, не мигая, без тени улыбки (представляю, чего это ему стоило), своим низким ceксуальным басом, но тоном, каким ребенку объясняют азбучные истины, говорит: "ЭТО ЦЫПЛЬ, СЫН ДЕБРЯ!". Еще несколько секунд они смотрели друг на друга, после чего препод улыбнулся, взял зачетку и поставил требуемую отметку, какую — не знаю, но большего Лешке не было нужно. Когда он приехал ко мне вернуть конспекты, то первым делом, прямо с порога с укоризной сказал:

"Предупреждать же надо!" и рассказал мне всю эту историю. Самое трудное было, по его словам не заржать над этими картинками прямо там на экзамене — ведь этим самым он выдал бы, что сам видит их впервые. Но все, как говорится, обошлось...