он в такой ситуации прозвучал, поэтому переспросил:

— Кому, простите?

— Ну, рыбе, рыбе, этим, как их там, карпам.

— А зачем? – осторожно поинтересовался я. Знаете, у женщины возраст уже приличный, да и политическая обстановка в стране не ахти. Экология опять же. – Почему вас этот вопрос интересует?

— Ну, как вам объяснить… А пойдемте к нам, Андрюша, сами всё и увидите.

В принципе — коттедж недалеко. Почему бы и не заглянуть к хорошим людям?

Их шикарная ванная комната напоминала цех по воспроизводству рыбы: ванна была наполнена водой и приличного размера карпами, в фаянсовой раковине тоже плескались какие-то рыбешки помельче.

— Решили заняться бизнесом? — опешил я. Ведь точно знаю, что Владимир Мартынович, доктор каких-то наук, а Надежда Сергеевна -тоже то ли кандидат, то ли ещё кто, но сейчас на пенсии.

— Да что вы, Андрюша! Какой бизнес. У Владимира Мартыновича позавчера юбилей был, так ему сослуживцы в подарок организовали рыбалку на каком-то платном водохранилище. Вы знаете, он сорок лет не рыбачил, а позавчера целых два ведра наловил. Ну, и вот, — при этом она повела взглядом по ванне.

— Так может её лучше бы в морозилку? – не понял я.

— Да вы что, Андрюша! Убивать живое не гуманно. Володя сказал, что она должна уснуть, а вот потом уже в морозилку. А она что-то не спит и не спит.

— Наверное, надо ещё подождать, — постарался её успокоить.

— Понимаете, Андрюша, я за свою долгую жизнь привыкла по утрам умываться и чистить зубы, — грустно возразила она.

— А эти почему в раковине? – спросил я про тех, которые помельче.

— Ну как же, Андрюша, ведь они мельче и вида другого. Большие могут их укусить, толкнуть, да мало ли что ещё.

Мне стало стыдно — как сам-то до этого не смог додуматься? От стыда я почти случайно приподнял крышку унитаза. В комнате из телевизора раздался звук заставки "Ты не поверишь", видимо, был включён канал "НТВ". И я не поверил. Не поверил своим глазам, потому что унитаз оказался в ванной комнате единственным местом с водой, где не было рыбы.

Для себя сделал вывод: "Нужда, особенно если она большая — стоит выше гуманности".

— Надежда Сергеевна, вы бы поставили чаёк, а я попробую рыбу загипнотизировать, чтобы побыстрей уснула, — произнес я.

— Да-да, Андрюша, конечно! Я сейчас, у меня и печенье есть — очень вкусное, сама пекла.

Процесс гипноза описывать не буду, вдруг зелёные прочитают. Прошёл он не очень быстро, но и не очень долго, сразу после того, как слилась вода.

Рыбу мы разложили в пакетики и сложили в морозилку. Вся не вместилась, поэтому за сеанс гипноза перепало и мне. Ну, ещё и чай. А печенье действительно было вкусное.

Заводчик сказал мне, чтобы я и не думал в нем злость воспитывать! Он, говорит, сторож от природы. Мы с моим Каро вместе росли. Всю нашу семью он, конечно, знал, но хозяином признавал только меня. Когда я ложился спать, он приходил в мою комнату и плюхался у двери. И никто не мог войти. Он сразу нос морщил, клыки показывал и порыкивал.

Мать моя кормила его. Он ей руки лизал. А разбудить меня в школу, она могла только из коридора.

Твоя вневедомственная будет у тебя на полу у входа спать?

Драться он любил с чужими собаками. Глаза при этом у него под лоб как-то закатывались. Вроде прямо белками смотрел. Или не смотрел вовсе.

Я, помню, еще не знал, что дерущихся собак надо за задние лапы растаскивать, когда он с соседским кобелем сцепился. Я, пытаясь их разнять, между ними влез. Он, сгоряча, и хватанул меня пару раз за ногу.

В дырки от клыков мизинец влезал.

Раз цыгане хотели нас обчистить.

Дед в огороде ковырялся, а я в доме был.

Пес спал где-то в тенечке за домом.

Цыгане же наглые.

Идут гурьбой по улице. Видят, что один дед в огороде ковыряется, в доме тихо, окна и двери нараспашку. Ну, человек шесть отделились от толпы, и шасть через калитку к нам во двор. Деду бросили коротко: "Мы попить". А сами через двор к дому. Быстренько. Я из своей комнаты их увидел, услышал, только и успел подумать: "Собака же не привязана".

А они уже от собаки бегут. Один разорванную клыками ляжку рукой придерживает. Они даже в калитку все не поместились. Через забор перемахнули. Пес успел-таки еще двоих цапнуть. Но он спокойный был.

Посмотрел им вслед, и снова за дом ушел.

Я уже говорил, что всю нашу семью он знал. И в степени родства разбирался. Вот тетка моя жила неподалеку и часто к нам заходила. Он ей позволял заходить и выходить, даже если никого из нас дома не было.

Только брать ничего не разрешал.

Вот принесла она рассаду. Выложила ее из ведра, посадила, хотела взять лейку, чтобы полить, он зубы показал. Ага, нельзя значит. Хотела свое ведро забрать, — черта с два! Тоже нельзя! Принесла, поставила, — значит уже наше.

Гулять я его мог и одного выпускать со двора.

Он любил приходить к песочнице и смотреть, как детишки играют. Лежал рядом, поглядывал, подремывал, и снова поглядывал.

Других собак отгонял.

Деткам надоедали их формочки и ведерки, они с ним играли. Сыпали ему песок в глаза и уши. Я тогда еще удивлялся – чего у него глаза красные?

Бабульки поначалу его побаивались, сердились на меня, потом привыкли.

— Это хорошо, что он здесь. Вот вчера его не было, так бродячие собаки в песочнице нагадили. Ты, его почаще сюда присылай. Только и сам временами подходи. А то он нам не разрешает детей из песочницы забирать.