Моей матери ещё не исполнилось 4-х. Жила она с родителями в самом что ни на есть обычном послевоенном гарнизоне в Уссурийске, который ничем не отличался от сотен и тысяч подобных разбросанных по всей 1/6 части суши. В те годы в таких гарнизонах жили и росли сотни и тысячи детей военных.

Жилищные условия для большинства офицеров были отвратительны. У моих дедушки с бабушкой была клетушка в 9 кв. м в бараке. Там была их кровать, кроватка моей матери, шкаф, сложенные друг на друга чемоданы покрытые скатертью (это был стол) и несколько стульев. Общий санузел в коридоре. Вот собственно и всё. Негусто, но они были счастливы. Счастливы что выжили в недавней Войне, счастливы что живы родители и братья/сёстры, счастливы что нашли друг друга, счастливы что есть дочка, и счастливы что они служат своей стране (дедушка и бабушка оба тогда были капитанами СА, он сапёром, она хирургом).

Но конечно были и проблемы, и причём серьёзные. Одна из основных была устроить ребёнка в детский садик. Детей в гарнизонах было очень много, а садиков очень мало. Воспитательниц были единицы так что 30-40-50 детей в группе бывало нередко. Часто сам детский садик был достаточно далеко от места жительства, но переборчивых не было, все места нарасхват. Практически у каждого ребёнка распорядок дня был одинаков. Проснуться утром, отстоять свою очередь в санузел, умыться, скушать булочку с кефиром, и бегом с мамой или папой до детского садика. Там проводили время до вечера, и потом ребёнка забирали уставшие мама или папа. И снова барак, скромный ужин, песенка перед сном и команда "отбой".

Этот день начинался так же. Так же как обычно на санках её везли несколько километров до садика, те же галдящие дети, вымотанная до нельзя воспитательница, рыбий жир и манная каша. А потом что то пошло не так. Шушукались воспитательниы, бродил обеспокоенный завхоз, и даже поварихи гремели посудой громче обычного. Но время шло, прошёл дневной сон, поели, погуляли, и играли в большом зале в ожидании мам и пап.

А родители задерживались и задерживались, но потом потихоньку начали приходить и забирать своих чад. Стали уходить и воспитательницы. Детей становилось всё меньше и меньше и в итоге их осталось всего несколько с одной воспитательницей. Было поздно и воспитательница хотела домой. Она отвела детей в кочегарку, усадила детей на уголь и ушла. Дети со страхом смотрели на грязного кочегара который бросал угли в огонь. Потихоньку приходили ещё родители, но мою мать так и не приходили забрать. Вскоре она осталось совсем одна с кочегаром.

Ей казалось что рушится мир. Мама и папа забыли её. Она навсегда останется в этой мрачной кочегарке где угрюмый дядька злобно смотрит на неё. Ей казалось что она сидит там целую вечность. И вот после долгого срока ожидания почти одновременно появились и папа и мама. Они схватили её, обняли, целовали, и оправдываясь перед нею, собой, и друг другом говорили "Я не мог уйти, нас же было собрание. Я же не могла отлучиться, у нас же был митинг. "А маленькая девочка всё плакала и плакала.

С тех пор моя мать не любит долго смотреть на пламя. Говорит что начинает ощущать тоску и беспокойство, а в глазах стоит страшный кочегар который всё подкладывает брикеты в всепожирающий огонь.

Вот собственно и всё. А, совсем дату забыл сказать, 6 марта, 1953-го года.