Зашел в ремонт обуви. Там сидит серьезный седой мужик. Пока я ждал замены набоек, мы с ним разговорились. Темы были разные, от международной обстановки до заметных фигур нашей страны. Мастер с горечью рассказал, что несколько лет назад умер его друг. Заслуженный армейский генерал, служивший в Германии и Афганистане. Он много лет отдал нашей стране, а ушел из жизни тихо и очень скромно, без военного оркестра и салюта на кладбище. Вот так у нас относятся к людям воевавшим за страну. Я спросил, а генерала Николаем звали, фамилия Сидоров? Сапожник оживился: И вы знали этого прекрасного человека? Сказал, что он мой родственник. И это правда. Мой дальний родственник Николай, свою срочную службу прошел в Группе советских войск в Германии. Парень он был довольно видный, хотя ни работать ни учиться никогда не не любил. Вернувшись он стал военруком. Носил военную форму с погонами старлея. В дальнейшем переходил из школы в школу, где директрисами были женщины. С каждым переходом, становился старше в звании. Его карьера резко пошла в гору с появлением казачьих организаций. Ему выписали справку о присвоения генерал-майора казачьих войск. Ношение формы он не потянул, поскольку стал уже пенсионером. Но везде, при необходимости показывал справку, подписанную им самим и скрепленную круглой печатью. О Германии он помнил со времен своей молодости, а об Афганистане писали много, и ему хватало. Разумеется, всего этого я не рассказывал. Мы вместе с сапожником поскорбели об уходящих героях. Я взял свои туфли и пошел домой.

Мой дед во время войны служил в бомбардировочной авиации. После Победы их полк еще несколько месяцев базировался в Германии, возле небольшого немецкого городка.

Из большей части домов хозяева бежали. Ожидающие скорую демобилизацию летчики обходили пустые дома в поисках трофеев. Начальство знало об этом, но смотрело на все сквозь пальцы, понимая, что возвращаться придется в страну, разоренную дотла. С паршивой овцы — хоть шерсти клок. Было единственное ограничение — брать не больше того, что можешь унести с собой. Вот и брали — столовые приборы, инструменты. Среди холостяков хорошим трофеем считался велосипед.

Но был в полку один молоденький еврей — авиатехник Боря. Он брал только иголки от швейных машинок. Над Борей подсмеивались, но при этом помогали ему. И набрал Боря полную командирскую сумку-планшет.

Только вернувшись в Союз дед оценил Борину гениальность. В условиях смертельного дефицита хорошая игла для швейной машинке на черном рынке стоила целой зарплаты. А у Бори таких иголок была сумка.

Встретил в комментариях в Интернете:

Про командира части. Полковник! Отправил КамАЗ на другой край города для закупки двух(!) мешков цемента, т. к. там мешок цемента на 50 рублей дешевле, чем здесь. То, что соляры на сей автопробег требуется в эквиваленте семи мешков цемента он не учёл. Бойцы учли! Соляру продали, купили здесь два мешка цемента, остальное пропили... Вот такая "экономия".

СТРОЕВАЯ ПЕСНЯ

Это я, и, опять про ДШК ( Десантно-Штурмовой дивизион (дважды Краснознамённая Каспийская Флотилия) )

Кто служил в армии и на флоте, помнят о ежевечерней строевой прогулке по гарнизону и дикое орание личного состава на всю "катушку" патриотических песен.

Молодой ещё был тогда, прослужил всего около пол-года — год.

Удивительна порой судьба человека...

( из рассказов члена совета ветеранов г. Ленинграда)

"Работал я до войны в военном НИИ. У ребят из нашего отдела секретность была, и на весь отдел бронь предоставили, как война началась. А я же комсомолец идейный, не могу на месте сидеть — убедил военкома, взяли меня на фронт немца бить.

Через что пройти пришлось — страшно рассказывать. Три ранения, плен, СМЕРШ, всех товарищей потерял в боях...

Но дал всевышний силы дожить до Победы. А когда вернулся, выяснил, что НИ одного парня из всего моего отдела в живых нет — я один остался. Кто блокаду не пережил, кто под бомбежку попал, а одного даже за спекуляцию расстреляли. ..

Вот она какая, судьба — смерти не испугался- да жив остался! "