Мой прадед был инвалидом, поэтому призыву не подлежал. В 41 остался в своем городке, подбирал отставших детей. У него была корова, на молоке выживали. По его рассказам, самыми страшными сволочами были не немцы, а завоеванные ими народы. Румыны, проходя через их городок, забрали корову, посмеялись и пожелали всем детям умереть, их больше 20-ти было. Прадед пошел к немецкому офицеру, требовать кормилицу назад. Тот очень удивился — ради чужих детей человек жизнью рискует (убивали тогда за любую мелочь) — и приказал отдать кормилицу обратно. На молоке и дожили до победы. Большинство детей вернулись к своим родителям, кому-то пришлось остаться (семьи погибли). Но выжили все, благодаря смелости прадеда.

Школьные годы, середина 90-х. Мы с друзьями прогуливали школу, а так как денег на развлечения не было — в утренний час пик садились в битком набитый трамвай и начинали громко рассуждать: "Видел почём нынче картошка на рынке, а коммуналка, а пенсии? Ну что за власть в стране!" И веселье не заставляло себя ждать: в трамвае начинался срач, люди спорили и, возмущавшись, орали друг на друга, мы тоже орали громче всех и проклинали жизнь. Сейчас стыдно, но тогда "трамвайный катарсис" был незаменим.

В турецком аэропорту таможенник смотрит в мой паспорт и вопрошает, что, мол, за расхождения в фамилиях — моей и дочери от первого брака. Я, абсолютно далекая от английского языка, пытаюсь ему обьяснить. Смирнов — это, дескать, ферст хасбенд. Энд май дочка — Смирнова... А Иванов (показываю рукой на рядом стоящего мужа) — это... Судорожно вспоминаю слово "второй", а затем довольная выдаю: "А Иванов — это Секонд Хенд".

Муж чуть не прибил...

В старшем классе нас, пацанов, повели в Дом офицеров. Там пожилой улыбчивый командир подробно рассказывал о преимуществах службы в Вооруженных силах. Он не понимал только, почему его речь переодически прервалась нашим смехом. А все потому, что молодой дежурный-срочник, стоявший при входе, не открывая рта, чревовещательно шептал: "[зв]издит-[зв]издит-[зв]издит-[зв]издит!.."