Израильская пехотная рота на полевых учениях зимой. Раскисшая глина по колено, палатки, чуть в стороне — полевая душевая. Дождь, как из ведра, холод собачий.

В душевой где-то шесть мест, снаружи — керосиновая колонка, которую нужно разжечь и отрегулировать. Кто-то снаружи с ней возится, а человек десять уже набились в душевую, разделись, с нетерпением ждут.

Самый здоровый амбал возится с кранами:

— Черт, все еще холодная... вроде уже... Да нет, все холодная... Вот, теплая, наконец-то... почему-то - только по ногам...

И обнаруживает позади себя самого главного ротного шкодника (метр с кепкой), пристроившегося к его ногам, как к забору.

Итак, картина: глина по колено, мерзейший дождь, двое голых — маленький и большой — несутся, как бешеные. Никогда — ни до, ни после — они так не бегали даже в атаку, хоть в настоящую, хоть в учебную. Амбал орет, что он этого шкодника похоронит. Это произносится таким тоном и на таких децибелах, что все ему верят, но с места не могут сдвинуться от хохота. Мы, голые, стоим под дождем, ржем, из палаток выскакивают остальные бойцы и ржут, а шкодник с амбалом пашут уже вторую борозду вокруг палаток.

Какой-то офицер решил прекратить безобразие, бросился наперерез. Шкодник сбил его с ног, а амбал втоптал в грязь. Рота ржет, дождь сечет, полный абзац.

И тут — появляется джип с замкомполка по тылу. У нас это был подполковник Йомтов (ныне, слава Богу, в запасе), о котором я в жизни не слышал ни одного доброго слова, по сей день. Как он стал вообще офицером- не знаю, мозгов — по нулям, а в нашей армии офицер-дурак — редкость.

Короче, Йомтов вылазит из джипа, берет автомат и... ОТКРЫВАЕТ ОГОНЬ НА ПОРАЖЕНИЕ! Амбал и шкодник — оба хорошо обученные солдаты — плюхаются в грязь, и по их физиономиям видно, что они не понимают, где их автоматы, чтобы ответить на огонь — на учениях реакция отработана до полного автоматизма, да и в Ливане оба уже были. А на них прет Йомтов — не переставая стрелять — и кроет такими матюками, каких ни один русский шофер вообразить не в силах.

Каждый солдат нашего полка твердо знал — встреча солдата с Йомтовым может закончиться ТОЛЬКО губой, да и младшим офицерам доставалось. И они принимают единственно правильное решение — дружно разворачиваются и -голые — удирают в дождь, в ночь, в холод, пока он их не узнал.

Йомтов заявляется к командиру роты и требует изловить и НАКАЗАТЬ. На вопрос: "За что?", он ответил, что еще не решил. Тогда командир заметил, что имела место стрельба в нарушение устава (это еще мягко сказано, по нашим законам). Йомтов заартачился, но понял, что лучше замять — и слинял из роты.

А ребята вернулись в роту только через час — лучшими друзьями. И даже насморка не схватили!

Дело было не то в конце 70-х, не то в начале 80-х, в учебной роте N-ского полка или как его там еще... Выходит вы-шепоименованная учебная часть в поле, а дежурным по части остается молоденький "летеха" — совсем недавно из училища. Возвращается часть с учений, он к комбату: "Так, мол, и так, товарищ капитан, расскажите, по какой форме заявле-ние на новое оружие пишется"А капитан отвечает: "@&^! и &&^@#&*#! Не новое оружие, а вон, в углу, ОЗК лежит, одевай и иди, ищи!". Ну, не ОЗК там был, а Л-1 — офицерский, с комбинезоном — но это уже детали. А так-то история закончилась очень даже хорошо, только долго лейтенанту пришлось пистолет отмывать...

Друг моего знакомого еще в советские времена ходил на научно-исследовательском судне "Дмитрий Менделеев". Однажды у них произошла следующая история.

Боцман, который служил на этом судне уже очень давно, имел собственную коронную подколку над молодыми матросами. При переходе экватора он подходил к тому кто находился в плавании первый

Моего отца призвали в армию в 1939 году. Тогда в Рязанской области боролись с симулянтами, т. е. признавали годными всех подряд 8-0. В их часть попали две такие жертвы. Один был... ну, я не знаю... даун, илипросто человек, лишенный памяти. Он никак не мог запомнить знаки различия или как они тогда назывались, и ему написали шпаргалку, в которой нарисовали петлицы, и написали, какому званию они соответствовали (погоны в армии ввели только во время войны).

Благодаря этой шпаргалке бедняга мог быть дневальным. Однажды в часть приехал проверяющий из штаба дивизии. На беду (а может, на счастье) дневальным был этот тормоз. Он скомандовалпо уставу "Встать, смирно", подошел к начальству и начал: "Товарищ...", потом заглянул в свою шпаргалку и, повернувшись к начальству спиной, окончил: "Вольно. У нас такие не водятся". На следующий день его комиссовали.

История рассказана на встрече ветеранов израильских ВВС. Рассказана вприсутствии главных героев и их жен, так что, скорее всего, правдивая. Итак, начало пятидесятых годов. Комадиром ВВС был генерал Эзер Вейцман(нынешний президент государства). Материальная часть оставляла желатьлучшего, так что аэрофотосъемки производились на легких поршневыхсамолетах. И вот, такой самолет заходит на посадку. Пленка использована не доконца, так что, при желании, можно еще снимать. А прямо по курсупосадки, перед полосой, оказалась летняя большая душевая — т. е. простоогромная загородка без крыши. А в ней — огромный контингентДЕВОК-военнослужащих. Пилот заходит на посадку, девки не обращаютвнимания, пейзаж — выше всяких похвал. Палец пилота уже лег на кнопку, но тут он вспомнил, что съемка очень важная, и что ее должны, непроявляя, прямо с самолета отвезти в Генштаб. Ладно, посадил самолет, сдал пленку, отрапортовал, а потом рассказал товарищам, что было.

Через несколько часов в эскадрилье — звонок:

— Пилота такого-то.

Позвали.

— Такой-то у телефона.

— Говорит Эзер Вейцман. Это вы зашли на посадку над душем, полным девок?

— Я...

— Засняли?

— Нет...

— Дурак!