Мой дед был очень воспитанным человеком, даже слишком, а еще никогда ни с кем не делился проблемами, все сам да сам. Никого не ругал и никого не хвалил, что в душе у него было – никто не знал. Отличник в школе, в университете, карьера в военном деле. Хорошо зарабатывал, но никогда не шиковал. Просто делал так, чтобы его жена и два сына ни в чем не нуждались. Любовь словами он никогда не выражал. Очень хотел дочку, но жизнь наградила его сыновьями и внуками.
И тут родилась я. Только ко мне он проявлял открытую любовь, сидел со мной, покупал вкусняшки (каждый день приносил мороженое или киндер), на день рождения дарил самые лучшие игрушки, особенно помню большую розовую карету с лошадкой. Учил играть в домино и карты по правилам, как взрослые, хоть и было мне 5 лет. О себе он мне ничего не рассказывал, а я была мелкая, чтобы интересоваться. Он мог часто заходить ко мне в комнату и спрашивать, как дела, а потом просто сидеть.
Мне стыдно, что к 12 лет меня стало это бесить. Тогда я не знала, что дедушка умрет от рака через год. Он обожал меня, это знали все. Таким его никто и никогда не видел, улыбающимся со светящимися глазами, добрым дедушкой, который обожает свою внучку-принцессу. Рак быстро прогрессировал, он не мог ходить. Но когда видел меня – вставал, улыбался, будто самый здоровый. "Со мной все хорошо".
Прошло уже 10 лет. Очень жалею, что так и не узнала о его жизни, не расспросила. Ведь он бы мне рассказал. Снится дедушка редко, но во снах я плачу от счастья. Красивый, с прямой осанкой, в военной форме, с черными усами, улыбается. Мне кажется, он мой ангел-хранитель. Как я скучаю….
* * *
Поехали мы с друзьями с парашютами попрыгать... И после первого прыжка выяснили, что можно еще и на самолётах покататься. На двухместных, с дубляжем управления. Помню залезла я первой, как самая храбрая. Пилот спрашивает:
— Чего делать будем?
— Да я не боюсь ничего, давайте все, — понты ведь наше всё, плюс я действительно
была уверена, что всё самое страшное уже видела на аттракционах.
— Что, и петлю Нестерова будем делать?
— А что это?
— В простонародье "мертвая петля".
— А чего бы нет, раз уж сели.
И вот летаем мы в воздухе, и вверх ногами и петлей... а на земле сидят друзья, смотрят:
— А Машка-то герой, смотри, как они там, вот ведь не боится!
— Не-а, я думаю, она там от страха ничего сказать не может...
Было очень страшно лететь вверх ногами, почему-то накатывал животный ужас при таком вот неестественном движении вперед. А под головой очень-очень близко колпак из оргстекла, и он ведь тоненький совсем, свалюсь на него и сразу насквозь пролечу... и как же далеко до земли... и пилот какую-то фигню несет: "а вот там мы живем", "а тут ангар для самолетов"... выпустите меня отсюда! Наушники еще на петле Нестерова слетели, вместе с микрофоном, и сказать я ничего не могу. Перегрузка на петле была такая, что не пошевелиться, и все тело, как большой кусток теста, который растекается по креслу... и даже нет возможности за что-то схватиться, хоть и страшно, — рук ведь не поднять.
Пошли мы на посадку... и одна мысль крутится в голове: "если я скажу остальным, как это страшно, они ведь даже в самолёт не сядут". Из самолёта я вышла с очаровательной улыбкой, легко спрыгнула с крыла и небрежно кинула через плечо, что полная фигня эти петли. Все ломанулись к самолёту. И только Дима, который в армии отслужил, догнал меня, взял под локоток и ласково спросил:
— Тошнит, да? Скушай мороженое, заинька, полегчает.
— Что, правда легче станет? — я уже была готова положить голову на крепкое мужское плечо и прожить с ним остаток жизни.
— Ага, обратно все затолкнет.
* * *
У британского пекаря Чарльза Джокина было хобби – он выпивал. Титаник, на котором вышел в плавание Джокин, был огромным плавучим фешенебельным отелем с прекрасной кухней. У Джокина, как у старшего судового пекаря, была отдельная каюта, где он даже разместил свой самогонный аппарат (с дрожжами у него проблем не было). Той злополучной ночью, когда
Титаник напоролся на айсберг и затонул, Чарльз, как обычно, предавался любимому хобби в своей каюте. Услышав глухой скрежет вдоль правого борта, он вышел на палубу, прихватив фляжку с выпивкой. Вскоре капитан Смит отдал команду расчехлять спасательные шлюпки. Джокин собрал команду подчиненных-пекарей на камбузе и, проявив инициативу, приказал разнести запасы хлеба по шлюпкам, а сам вернулся в свою каюту запастись виски. После объявления “шлюпочной тревоги” старший пекарь сохранял спокойствие. Джокин усаживал женщин и детей в шлюпку №10, командиром которой он был, согласно расписанию по тревоге. Сам Чарльз в шлюпку не сел — уступив свое место одному из пекарей, он спустился в каюту и продолжил выпивать. Когда в каюту начала просачиваться вода, он надел спасательный жилет и, взяв с собой запасы выпивки, поднялся на верхнюю палубу. К тому времени уже все шлюпки Титаника были спущены на воду и отошли от гибнущего судна. На палубе ему встретился второй помощник Лайтоллер. Позже Лайтоллер рассказывал, что Чарльз Джокин был чертовски пьян и второй помощник решил, что старшему пекарю не суждено спастись. На палубе Джокин, не забывая делать глотки из фляжки, выкидывал за борт деревянные шезлонги. Выбросил он их штук шестьдесят. Некоторым тонущим плавающие в воде шезлонги спасли жизнь. Чарльз до последнего оставался на борту Титаника. Когда корма судна стала быстро погружаться, он перелез через поручень у кормового флагштока. Через мгновение корабль ушёл под воду, не создав в этом месте водоворота. Так Чарльз Джокин оказался в воде, даже не намочив волосы на голове. Более четырех часов он провел в холодных водах Атлантического океана, барахтаясь и выпивая. Лайтоллер не поверил своим глазам, когда увидел Джокина среди спасенных. Любимое хобби Чарльза придало ему так необходимое в ту ночь спокойствие в душе и рационализм в поступках. Он спасся сам и помог спастись многим другим. Джокин покинул Титаник последним, максимально сократив для себя время пребывания в холодной воде. На протяжении четырех часов он оставался с сухой головой и имел приличный запас высококалорийной пищи в жидком, незамерзающим при низкой температуре, виде. После спасения наш герой не изменил своему хобби и своей профессии: продолжил выпивать и ходить в море.
Чарльз Джокин побывал еще в двух кораблекрушениях и дожил до 78 лет. * * *
Иду я на работу. Тихо и мирно. Никого не трогаю. Обгоняет меня девчушка – краем глаза вижу, что возраста она предшкольного. Вторым краем глаза вижу невдалеке детский садик – туда она и бежит. Да не тут-то было: собачонка таксообразная с радостным лаем бросается к ней. С визгом и криком девчушка подбегает ко мне – я её хватаю и прячу за собой, отгоняю собаку
известным приёмом – нагибаюсь якобы за камнем и быстро разгибаюсь. На большинство собак это действует … успокаивающе. Вот и наша шавка с визгом улепётывает.
Вот и хозяйка "нарисовалась". Что хозяева собак всегда говорят?
— Вы не бойтесь – она не укусит!
А если ребёнка напугает до заикания – это уже не считается повреждением-укусом?
Ещё интересуюсь у хозяйки — выгодно ли экономить на поводках?
Хозяйка ответила что-то достойное и собака с ней (обе с достойно поднятыми мордами) ушли.
А мне надо успокоить ребёнка.
— Почему ходишь одна и где родители?
Дрожащий голосок и дрожащая ручонка держит меня за куртку.
— Мама в окно следит, как я дойду до садика.
(да ведь темно же на улице и потому можно запросто не краситься перед выходом на улицу, а после пятиминутной прогулки на свежем воздухе и спаться будет крепче!)
— Тебе вон в тот садик?
— Да.
— Пошли – нам по пути.
Дрожащая ручонка продолжает держаться за мою куртку.
По дороге я ей (да и вам тоже) рассказываю, что даже маленькие собачки – это всё равно звери по своей природе. Когда они жили в стае, им надо было поддерживать свой авторитет, если и не вожака, то приближённого к вожаку.
А для чего – лучший кусок пищи, тёплое место…
Сейчас они не в стае, поэтому гавкают на всех других с целью проверки: испугался-побежал – уже их маленькая победа, надо догнать и окончательно самоутвердиться.
А если кто-то просто бежит, значит, уже неправ – пытается спастись бегством.
Мы подходим к воротам детсада.
— Ты всё поняла? – спрашиваю.
— Всё-всё – отвечает она и голос у неё уже не дрожит, и за меня она уже не держится.
Напоследок говорю ей:
– И не разговаривай на улице с незнакомыми мужиками!
— Я знаю – радостно отвечает она – нам про это уже говорили (слава Богу, ребёнок успокоился) и БЕЖИТ к дверям детсадика.
Вздохнул – выдохнул я многозначительно и продолжил свой путь.
* * *
Сам не видел, но рассказчику верю, так как знаю лично обоих героев этой истории.
Два друга со школы, один русский, а второй из армянской семьи, живут рядом, вместе когда-то устроились на работу водителями троллейбуса. Работают в разные смены на одном троллейбусе. Сменщики они. Купили один мотоцикл на двоих. Один утром работает, в обед второй приезжает на мотоцикле, садится за руль троллейбуса, а первый едет домой на том же мотоцикле.
В один прекрасный день, первый, как и договорено заранее, приехал на пересменку, поставил троллейбус на остановке и пошёл бродить по близлежащим киоскам. Второй, слегка опоздав, на мотоцикле подъехал к водительской двери и... Дальше с места пассажиров: сидим, ждём водителя, тот ходит, лотки рассматривает... а в это время просто прилетает мотоцикл, с него спрыгивает человек в шлеме, садится за руль троллейбуса и сообщает в микрофон с кавказским акцентом: "Держитэс крэпчэ! Уже едем.."
Террорист??? А что оставалось думать?
... Люди выходили не только в окна, но и через закрытые двери! Те, кто не смог выйти, гадили прямо в троллейбусе.
Душевные истории ещё..