Смотрела за ним мать. Тамара взяла длительный отпуск, чтобы помочь сыну:

— Давай позанимаемся.

— М, — и машет рукой: нет.

— Надо поесть.

— М.

У парня просто опустились руки. И я его понимал на 100%, поэтому решил поддержать. По-своему.

Стоило Тамаре выйти из палаты, как начиналась "реабилитация":

— Здоровый мужик, а ведешь себя, как ребенок.

— Ммм.

— Не стыдно? Без мамы никуда.

— Ыыыы!

— Что ыкаешь?

— Ммм, — и показывает: уйди.

— Фигушки, слушай дальше…

От моего бубнежа две залетевшие мухи покончили с собой, "разогнавшись и башкой в стекло".

Так продолжалось два дня. Тамара за дверь – "реабилитация", вернулась – и я образец заботы и сострадания.

— Николаевич, помоги усадить.

— Конечно-конечно.

В такие моменты лицо Андрюхи выражало страстное желание запечь меня в духовке. С красным перцем и гвоздями. На медленном огне.

Устав от постоянных наездов, Андрей решил пожаловаться маме, тыча в меня пальцем и мелодично ыкая.

— Он говорит спасибо, что поправил одеяло и подушку, — с невинным лицом перевел я.

— И от меня спасибо, — улыбнулась Тамара, — присмотри за ним, Николаевич, схожу за обедом.

Дверь не успела закрыться, как я фыркнул:

— Стукач.

— Ыыыы.

— Ыыыы, бе бе бе. Нормально скажи, послать хочешь?

— Ааа, — и машет головой.

Типа, давно мечтаю.

— Ну так пошли, слабо?? Куда? Ну? Ну? Куда? На… На…

— …! — рявкнул Андрей и замер.

Глядя на выпученные глаза, я не удержался и подмигнул:

— Молодец. За это скажи дяде…

— Спасибо, — выдал Андрюха, снова замерев от удивления.

— На здоровье, теперь отдыхай. Схожу поем.

В коридоре, увидев Тамару, я не преминул сообщить:

— Ваш сын только что сказал спасибо (о том, что вначале послал, решил не распространяться).

— Шутите, — не поверила женщина.

— Такими вещами не шутят.

Что потом было в палате, можете себе представить. И слёзы, и … да не важно. В общем, потихоньку, помаленьку Андрей начал оживать. А потом его перевели в неврологическое отделение.

В следующий раз мы встретились уже через полтора месяца, когда я приезжал за рецептом. Андрюха гулял с друзьями в больничном дворике. Кстати, узнал и помахал рукой.

А недавно он нашёл меня в соцсетях. Со здоровьем все хорошо, живет и здравствует. В этом, конечно, заслуга врачей и его мамы, дневавшей и ночевавшей в отделении.

Столько времени прошло, а как вспомню, что вытворял – до сих пор стыдно.

Автор: Андрей Авдей

родители, радея за чистоту (чуть не написал – помета) потомства, стали готовиться заранее. Перестали пить алкоголь, есть пищу с излишками, смотреть страшные фильмы и новости по главным каналам.

Естественно, прошли процедуру сдачи анализов, и прочих не всегда приятных проникновений в организм.

Семья крепкая, спаянная. Как раньше был штамп – ячейка общества.

Жена поехала на очередное что-то там сдать, и забрать предыдущее. Ну, чтобы потом со всем этим набором документов прийти на прием к врачу, и определить максимально удачную дату, ну, вы меня поняли.

Это как бы все – либретто, или как во времена fido писали — преамбула.

А теперь – амбула. От первого лица одного из врачей.

"…иду из кабинета, глядя в окна, за которыми солнце, тепло. Беззвучно орущие дети и птицы. Прям предвкушаю, как куплю сейчас в автомате себе бачкового кофе. Выйду во двор, там у меня есть любимое дерево. Я обопрусь на него плечом, закурю. И задумчиво начну пускать дым вверх. И небольшими глотками кофе. Иду по коридору в мечтах в слюнях, выхожу и слышу на парковке женские рыдания. Ну, мало ли, что, думаю я. Может украли чего, или парковалась на звук. А звук оказался бампером "бентли", или того хуже "лады приоры" с гостем из солнечного горного селения. Не. Сидит в машине весьма милая молодая девушка. И рыдает, ну просто – насмерть, ну, вот просто наотмашь. Видно, что горе больше чем сломанный ноготь, или порванный чулок. Мое мужское, хоть и медицинское сердце испытало такое забытое чувство сопереживания, что я сам удивился.

Что, говорю, случилось, милая дама, такого, что вы ведете себя так откровенно потеряно. Девушка смотрит на меня сквозь пелену слез, как смотрит житель Санкт-Петербурга через залитое дождем окно, где не видно ничего кроме силуэтов. Фокусируется. Видит на мне белый халат, и протягивает листок бумаги. Причем жест такой – все режиссеры мира могут завидовать – ни слов, ни угрюмой печали. Но понятно – как минимум "похоронка".

Читаю.

Не понимаю.

Уточняю.

В ответ история про подготовку к родам.

Успокаиваю чем могу. И, все же, что смутило, пытаюсь выяснить. Она удрученно опять показывает справку.

— И?

— Справка мужа.

— И?

— И там написано: …

А там в справке врачебной скорописью написано: Сперматоз. умер.

— Все нормально, мэм, это значит – сперматозоиды умеренные.