молодой девушки.

Это был первый случай захвата такого масштаба пассажирского самолета (хайджекинг). С него, в сущности, и началась многолетняя серия подобных трагедий, забрызгавших кровью невинных людей небеса всего мира.

А начиналось все так.

Ан-24 поднялся в небо с батумского аэродрома 15 октября 1970 года в 12 часов 30 минут. Курс — на Сухуми. На борту самолета находились 46 пассажиров и 5 членов экипажа. Время в полете по графику — 25-30 минут.

Но жизнь поломала и график, и расписание.

На 4-й минуте полета самолет резко отклонился от курса. Радиооператоры запросили борт — ответа не последовало. Связь с контрольно-диспетчерским пунктом прервалась. Самолет уходил в сторону близкой Турции.

В море вышли военные и спасательные катера. Их капитаны получили приказ: на полном ходу следовать к месту возможной катастрофы.

Борт не отвечал ни на один из запросов. Еще несколько минут — и Ан-24 покинул воздушное пространство СССР. И в небе над турецким прибрежным аэродромом Трабзон вспыхнули две ракеты — красная, затем — зеленая. Это был сигнал аварийной посадки. Самолет коснулся бетонного пирса чужой воздушной гавани. Телеграфные агентства всего мира немедленно сообщили: угнан советский пассажирский самолет. Бортпроводница убита, есть раненые. Всё.

Вспоминает Георгий Чахракия — командира экипажа Ан-24, №46256, выполнявший 15 октября 1970 года рейс по маршруту Батуми-Сухуми — Я помню все. Досконально помню.

Такие вещи не забываются, — В тот день я Наде сказал: "Мы договорились, чтобы в жизни ты считала нас своими братьями. Так почему ты не откровенна с нами? Мне известно, что скоро придется погулять на свадьбе... " — вспоминает с грустью летчик.

— Девушка подняла голубые глаза, улыбнулась и сказала: "Да, наверное, на ноябрьские праздники". Я обрадовался и, покачав крыльями самолета, во весь голос закричал: "Ребята! На праздники гуляем на свадьбе!"... А уже через час знал, что никакой свадьбы не будет...

Сегодня, спустя 45 лет, я намерен вновь — хотя бы вкратце — изложить события тех дней и снова сказать о Наде Курченко, ее мужестве и ее героизме. Сказать об ошеломляющей реакции миллионов людей так называемого застойного времени на жертвенность, отвагу, смелость человека. Сказать об этом прежде всего людям нового поколения, нового компьютерного сознания, рассказать, как это было, ибо мое поколение помнит и знает эту историю, а главное — Надю Курченко — и без напоминаний. А молодым людям нелишне бы знать, почему многие улицы, школы, горные вершины и даже самолет носят ее имя.

... После взлета, приветствий и наставлений пассажирам бортпроводница вернулась в свое рабочее помещение, узкий отсек. Она открыла бутылку "боржоми" и, дав воде настреляться сверкающими крохотными ядрами, наполнила четыре пластмассовых стаканчика для экипажа. Поставив их на поднос, вошла в кабину.

Экипаж всегда был рад присутствию в кабине красивой, юной, на редкость доброжелательной девушки. Наверное, и она чувствовала это отношение к себе и, конечно, радовалась тоже. Возможно, и в этот предсмертный час она с теплом и благодарностью подумала о каждом из этих ребят, легко принявших ее в свой профессиональный и дружеский круг. Они относились к ней, как к младшей сестре, с заботой и доверием.

Безусловно, у Нади было замечательное настроение — утверждали все, кто видел ее в последние минуты ее чистой, счастливой жизни.

Напоив экипаж, она вернулась в свой отсек. В этот момент и раздался звонок: бортпроводницу вызывал кто-то из пассажиров. Она подошла. Пассажир сказал:

— Передай срочно командиру, — и протянул ей какой-то конверт.

В 12.40. Через пять минут после взлёта (на высоте около 800 метров) мужчина и парень, сидевшие на передних креслах, вызвали бортпроводницу и отдали ей конверт: "Передайте командиру экипажа!". В конверте был отпечатанный на печатной машинке "Приказ №9":

1. Приказываю лететь по указанному маршруту.

2. Прекратить радио связь.

3. За невыполнение приказа — Смерть.

(Свободная Европа) П. К. З. Ц.

Генерал (Крылов)

На листе стояла печать, на которой по-литовски было написано: "... rajono valdybos kooperatyvas" ("кооператив управления... района"). мужчина был одет в парадную форму советского офицера.

Надя взяла конверт. Их взгляды наверняка встретились. Она наверняка удивилась, каким тоном были сказаны эти слова. Но выяснять ничего не стала, а шагнула к дверце багажного отделения — дальше была дверь пилотской кабины. Вероятно, ощущения Нади были написаны на ее лице — скорее всего. А чувствительность волка, увы, превосходит любую другую. И, наверное, как раз благодаря этой чувствительности террорист усмотрел в глазах Нади неприязнь, подсознательное подозрение, тень опасности. Этого оказалось достаточно, чтобы больное воображение объявило тревогу: провал, приговор, разоблачение. Самообладание отказало: он буквально катапультировался из кресла и бросился вслед за Надей.

Она успела сделать лишь шаг к пилотской кабине, когда он распахнул дверцу ее отсека, только что ею закрытую.

— Сюда нельзя! — закричала она.

Но он приближался, как тень зверя. Она поняла: перед ней враг. В следующую секунду понял и он: она поломает все планы.

Надя закричала снова.

И в то же мгновение, захлопнув дверь кабины, развернулась лицом к разъяренному таким ходом дел бандиту и приготовилась к нападению. Он, так же как и члены экипажа, услышал ее слова — без сомнения. Что оставалось делать? Надя приняла решение: не пропускать нападающего в кабину любой ценой. Любой!

Он мог быть маньяком и перестрелять экипаж. Он мог погубить экипаж и пассажиров. Он мог... Она не знала его действий, его намерений. А он знал: прыгнув к ней, он попытался сбить ее с ног. Упершись руками в стенку, Надя удержалась и продолжала сопротивляться.

Первая пуля попала ей в бедро. Она еще плотнее прижалась к пилотской двери. Террорист попытался сжать ей горло. Надя — выбить из его правой руки оружие. Шальная пуля ушла в потолок. Надя отбивалась ногами, руками, даже головой.

Экипаж оценил ситуацию мгновенно. Командир резко прервал правый разворот, в котором находились в минуту нападения, и тут же завалил ревущую машину влево, а затем — вправо. В следующую секунду самолет пошел круто вверх: пилоты старались сбить с ног напавшего, полагая, что опыт его в этом деле невелик, а Надя удержится.

Пассажиры были еще с ремнями — ведь табло не гасло, самолет только набирал высоту.

В салоне, увидев бросившегося к кабине пассажира и услышав первый выстрел, несколько человек мгновенно расстегнули ремни и вскочили с кресел. Двое из них были ближе всего к месту, где сидел преступник, и первыми почувствовали беду. Галина Кирьяк и Аслан Кайшанба не успели, однако, сделать и шага: их опередил тот, кто сидел рядом с убежавшим в кабину. Молодой бандит — а он был намного моложе первого, ибо они оказались отцом и сыном — выхватил обрез и выстрелил вдоль салона. Пуля просвистела над головами потрясенных пассажиров.

— Ни с места! — заорал он.

— Не двигаться!

Пилоты с еще большей резкостью стали бросать самолет из одного положения в другое. Молодой выстрелил снова. Пуля пробила обшивку фюзеляжа и вышла навылет. Разгерметизация воздушному судну еще не угрожала — высота была незначительной.

Распахнув пилотскую кабину, она крикнула экипажу изо всех сил:

— Нападение! Он вооружен!

В следующий после второго выстрела миг молодчик распахнул серый плащ и люди увидели гранаты — они были привязаны к поясу.

— Это для вас! — закричал он.

— Если кто-нибудь еще встанет — взорвем самолет!

Было очевидно, что это не пустая угроза — в случае провала им терять было нечего.

Между тем, несмотря на эволюции самолета, старший оставался на ногах и со звериной яростью пытался оторвать Надю от двери пилотской кабины. Ему нужен был командир. Ему нужен был экипаж. Ему нужен был самолет.

Пораженный неимоверным сопротивлением Нади, разъяренный собственным бессилием справиться с раненой, окровавленной хрупкой девушкой, он, не целясь, не думая ни секунды, выстрелил в упор и, отбросив отчаянную защитницу экипажа и пассажиров в угол узкого прохода, ворвался в кабину. За ним — его выродок с обрезом.

Дальше была бойня. Их выстрелы глушились их же криками:

— В Турцию! В Турцию! Вернетесь к советскому берегу — взорвем самолет!

— Из кабины летели пули. Одна прошлась по моим волосам, — рассказывает ленинградец Владимир Гаврилович Меренков. Они с женой в 1970-м были пассажирами злополучного рейса.

— Я видел: у бандитов были пистолеты, охотничье ружьё, одна граната у старшего висела на груди. Самолёт кидало влево-вправо — летчики, наверное, надеялись, что преступники не устоят на ногах.

Стрельба продолжилась и в кабине. Там потом насчитают 18 пробоин, а всего было выпущено 24 пули. Командиру одна из них попала в позвоночник:

Георгий Чахракия — У меня отнялись ноги. Сквозь усилия я обернулся и увидел страшную картину, Надя без движения лежала на полу в дверях нашей кабины и истекала кровью. Рядом лежал штурман Фадеев. А за спиной у нас стоял человек и, потрясая гранатой, выкрикивал: "Держать берег моря слева! Курс на юг! В облака не входить! Слушаться, а не то взорвем самолет! "

Преступник не церемонился. Сорвал с пилотов наушники радиосвязи. Топтался по лежащим телам. В грудь был ранен бортмеханик Оганес Бабаян. Во второго пилота Сулико Шавидзе тоже стреляли, но ему повезло — пуля застряла в стальной трубе спинки сиденья. Когда штурман Валерий Фадеев пришёл в себя (у него были прострелены лёгкие), бандит выругался и ударил тяжелораненого ногой.

Владимир Гаврилович Меренков — Я жене сказал: "Летим в сторону Турции! " — и испугался, что при подлете к границе нас могут сбить. Жена еще заметила: "Под нами море. Тебе хорошо. Ты умеешь плавать, а я нет! "А я подумал: "Какая глупая смерть! Всю войну прошел, расписался на рейхстаге — и на тебе! "

Пилоты все же сумели включить сигнал SOS.

Георгий Чахракия — Я бандитам сказал: "Я ранен, у меня парализовало ноги. Только руками могу управлять. Мне должен помочь второй пилот", — А бандит ответил: "На войне все бывает. Можем и погибнуть". Мелькнула даже мысль направить "Аннушку" на скалы — самим погибнуть и сволочей этих прикончить. Но в салоне сорок четыре человека, включая семнадцать женщин и одного ребенка.

Я второму пилоту сказал: "Если потеряю сознание, ведите корабль по требованию бандитов и посадите. Надо спасти самолет и пассажиров! Мы пытались сесть на советской территории, в Кобулети, где был военный аэродром. Но угонщик, когда увидел, куда я направляю машину, предупредил, что пристрелит меня и взорвет корабль. Я принял решение пересечь границу. И через пять минут мы пересекли ее на малой высоте.

... Аэродром в Трабзоне нашли визуально. Для летчиков это не составило труда.

Георгий Чахракия — Мы сделали круг и пустили зеленые ракеты, дав понять, чтобы освободили полосу. Зашли со стороны гор и сели так, чтобы, случись что — приземлиться на море. Нас сразу оцепили. Второй пилот открыл передние двери, и турки вошли. В кабине бандиты сдались. Все это время, пока местные не появились, мы находились под дулами...

Выходя из салона уже после пассажиров, старший бандит кулаком постучал по машине: "Этот самолет теперь наш! "

Турки оказали всем членам экипажа медицинскую помощь. Тут же предложили желающим остаться в Турции, но ни один из 49 советских граждан не согласился.

На следующий день всех пассажиров и тело Нади Курченко вывезли в Советский Союз. Чуть позже перегнали угнанный Ан-24.

За мужество и героизм Надежда Курченко была награждена боевым орденом Красного Знамени, именем Нади были названы пассажирский самолет, астероид, школы, улицы и так далее. Но следует сказать, видимо, и о другом.

Масштабы государственных, общественных действий, связанных с беспрецедентным событием, были огромны. Члены Государственной комиссии, МИД СССР вели переговоры с турецкими властями несколько суток подряд без единого перерыва.

Следовало: выделить воздушный коридор для возвращения угнанного самолета; воздушный коридор для переправки из больниц Трабзона раненых членов экипажа и тех пассажиров, которые нуждались в срочной медицинской помощи; конечно, и тех, кто не пострадал физически, но оказался на чужбине не по своей воле; требовался воздушный коридор для пролета спецрейса из Трабзона в Сухуми с телом Нади. В Сухуми уже летела из Удмуртии ее мать.

Рассказывает мама Надежды Генриетта Ивановна Курченко: — Я сразу просила, чтобы Надю похоронили у нас в Удмуртии. Но мне не разрешили. Сказали, что с политической точки зрения этого нельзя делать.

И вот двадцать лет я ездила в Сухуми каждый год за счет Министерства гражданской авиации. В 1989 году мы с внуком приехали в последний раз, а там началась война. Абхазцы дрались с грузинами, и могилка была запущена. Мы шли к Наде пешком, рядом стреляли — всякое было... И тогда я нахально написала письмо на имя Горбачева: "Если вы не поможете перевезти Надю, я поеду и повешусь на ее могилке! "Год спустя дочку перезахоронили на городском кладбище в Глазове. Хотели похоронить отдельно, на улице Калинина, а улицу переименовать в честь Нади. Но я не разрешила. Она за людей погибла. И я хочу, чтобы она лежала вместе с людьми..

Сразу после угона в СССР появляются скупые сообщения ТАСС:

“15 октября самолет гражданского воздушного флота “Ан-24” совершал регулярный полет из города Батуми в Сухуми. Двое вооруженных бандитов, применив оружие против команды самолета, вынудили самолет изменить маршрут и совершить посадку на территории Турции в городе Трабзоне. Во время схватки с бандитами была убита бортпроводница самолета, которая пыталась преградить бандитам путь в пилотскую кабину. Два пилота получили ранения. Пассажиры самолета невредимы. Советское правительство обратилось к турецким властям с просьбой выдать преступников-убийц для предания их советскому суду, а также возвратить самолет и советских граждан, находившихся на борту самолета “Ан-24”.

Появившаяся следующим днем, 17 октября, “тассовка” сообщила, что экипаж самолета и пассажиры возвращены на Родину. Правда, в госпитале Трабзона остался получивший серьезные ранения в грудь штурман самолета, которому была сделана операция. Имена угонщиков не называются: “Что касается двух преступников, совершивших вооруженное нападение на экипаж самолета, в результате чего была убита бортпроводница Н. В. Курченко, ранены два члена экипажа и один пассажир, то турецкое правительство заявило, что они арестованы и органам прокуратуры дано указание провести срочное расследование обстоятельств дела”.

О личностях воздушных пиратов широкой общественности стало известно только 5 ноября после пресс-конференции генпрокурора СССР Руденко.

Бразинскас Пранас Стасио 1924 года рождения и Бразинскас Альгирдас 1955 г. р.

Пранас Бразинскас родился в 1924 г. в Тракайском районе Литвы.

Согласно биографии написанной Бразиньскасом в 1949 г. "лесные братья" выстрелом через окно убили председателя совета и смертельно ранили отца П. Бразинскаса случайно оказавшегося рядом. При помощи местных властей П. Бразинскас приобрёл дом в Вевисе и в 1952 г. стал заведующим склада хозтоваров вевисского кооператива. В 1955 г. за хищения и спекуляцию стройматериалами П. Бразинскас был осуждён на 1 год исправительных работ. В январе 1965 г. по решению Верховного Суда он снова осуждён уже на 5 лет, однако уже в июне досрочно освобождён. Разведясь с первой женой, уехал в Среднюю Азию.

Занимался спекуляцией (в Литве покупал запчасти автомобилей, ковры, шёлковые и льняные ткани и отправлял посылками в Средней Азии, за каждую посылку имел прибыль в 400-500 руб.), быстро накопил денег. В 1968 г. он привёз в Коканд своего тринадцатилетнего сына Альгирдаса, а через два года — оставил и вторую жену.

7-13 октября 1970 г. , последний раз побывав в Вильнюсе, П. Бразинскас с сыном взял свой багаж — неизвестно где приобретённое оружие, накопленные доллары (по данным КГБ, более 6000 долларов) и вылетел в Закавказье.

В октябре 1970-го СССР потребовал от Турции незамедлительно выдать преступников, но данное требование выполнено не было. Турки решили сами судить угонщиков. Суд первой инстанции Трабзона не признал нападение преднамеренным. В свое оправдание Пранас заявлял, мол, самолет они угнали перед лицом смерти, якобы угрожавшей ему за участие в “Литовском сопротивлении”. И приговорили 45-летнего Пранаса Бразинскаса к восьми годам тюрьмы, а его 13-летнего сына Альгирдаса — к двум. В мае 1974 отец попал под закон об амнистии и тюремное заключение Бразинскасу-старшему заменили на домашний арест. В этом же году отец с сыном якобы скрылись из-под домашнего ареста и обратились в американское посольство в Турции с просьбой предоставить им политическое убежище в США.

Получив отказ, Бразинскасы снова сдались в руки турецкой полиции, где их продержали еще пару недель и... окончательно отпустили на свободу. Затем через Италию и Венесуэлу они вылетели в Канаду. Во время промежуточной посадки в Нью-Йорке Бразинскасы вышли из самолета и были "задержаны" Службой миграции и натурализации США. Статуса политических беженцев им так и не предоставили, но для начала снабдили разрешением на жительство, а в 1983 году выдали обоим американские паспорта. Альгирдас официально сделался Альбертом-Виктором Уайтом, а Пранас — Фрэнком Уайтом.

Генриетта Ивановна Курченко — Добиваясь выдачи Бразинскасов я даже ездила на встречу с Рейганом в американское посольство. Мне сказали, что отца ищут, поскольку он нелегально живет в США. А сын получил гражданство американское. И его нельзя наказать. Надю убили в 1970 году, а закон о выдаче бандитов, где бы они ни были, якобы вышел в 1974-м. И возврата не будет...

Бразинскасы поселились в городке Санта-Моника в Калифорнии, где работали обыкновенными малярами, В Америке в литовской общине отношение к Бразинскасам было настороженным, их откровенно побаивались. Попытка организовать сбор средств в фонд собственной помощи провалилась.

В США Бразинскасы написали книгу о своих "подвигах", в которой пытались оправдать захват и угон самолета "борьбой за освобождение Литвы от советской оккупации". Чтобы обелить себя, П. Бразинскас заявлял, что попал в бортпроводницу случайно, в "перестрелке с экипажем". Ещё позже А. Бразинскас утверждал, что бортпроводница погибла во время "перестрелки с агентами КГБ" Однако поддержка Бразинскасов литовскими организациями постепенно сошла на нет, о них все забыли. Реальная жизнь в США сильно отличалась от того, что они ожидали. Преступники жили убого, под старость Бразинскас-старший стал раздражительным и невыносимым.

В начале февраля 2002 года в службе “911” калифорнийского города Санта-Моника раздался звонок. Звонивший тут же повесил трубку. Полиция определила адрес, откуда звонили, и прибыла в дом 900 по 21-й стрит. Дверь полицейским открыл 46-летний Альберт Виктор Уайт и провел служителей закона к холодному трупу своего 77-летнего отца. На голове которого судмедэксперты потом насчитали восемь ударов от гантели. В Санта-Монике убивают редко — это была первая в том году насильственная смерть в городе.

Джек АЛЕКС. адвокат Бразинскаса-младшего

— Я сам литовец, и защищать Альберта Виктора Уайта меня наняла его жена Вирджиния. Здесь в Калифорнии довольно многочисленная литовская диаспора, и вы не думайте, что мы, литовцы, хоть сколько-нибудь поддерживаем захват самолета 1970 года

— Пранас был страшным человеком, бывало, в приступах бешенства он гонялся с оружием за соседскими ребятишками.

— Альгирдас — нормальный и здравомыслящий человек. На момент захвата ему было всего 15 лет, и он вряд ли соображал, что делает. Он всю свою жизнь провел в тени сомнительной харизмы отца, а теперь по его же вине сгниет в тюрьме

— Это была необходимая самооборона. Отец направил на него пистолет, угрожая застрелить сына, если тот его бросит. Но Альгирдас выбил у него оружие и несколько раз ударил старика по голове.

— Присяжные посчитали, что, выбив пистолет, Альгирдас мог бы и не убивать старика, так как тот был очень слаб. Еще против Альгирдаса сыграл и тот факт, что он позвонил в полицию только через сутки после произошедшего — все это время он находился рядом с трупом.

— Альгирдас был арестован, в 2002 году и приговорен к 20 годам тюрьмы по статье “преднамеренное убийство второй степени”

— Я знаю, что это звучит не по-адвокатски, но позвольте мне высказать свое соболезнование Альгирдасу. Когда я последний раз его видел, он находился в жуткой депрессии. Отец терроризировал сына как мог, и вот когда тирана наконец не стало, Альгирдас, мужчина в расцвете сил, будет еще многие годы догнивать в тюрьме. Видимо, это судьба...

Надежда Владимировна Курченко (1950—1970)

Родилась 29 декабря 1950 года в селе Ново-Полтава Ключевского района Алтайского края. Окончила школу-интернат в селе Понино Глазовского района УАССР. С декабря 1968 года бортпроводница Сухумского авиаотряда. Погибла 15 октября 1970 года, пытаясь предотвратить угон самолета террористами. В 1970 году похоронена в центре Сухуми. Спустя 20 лет ее могила перенесена на городское кладбище Глазова. Награждена (посмертно) орденом Красного знамени. Имя Надежды Курченко присвоено одному из пиков Гиссарского хребта, танкеру российского флота и малой планете.

есть нормы минимального веса тела, подвешиваемого к парашюту. Пятьдесят, что ли, килограммм. А у него — сорок восемь с половиной. Ему так и сказали: твоей, мол, бараньей массы не хватит для раскрытия парашюта никак. Не говоря уже о наполнении купола. Но он все же как-то уговорил тренеров-инструкторов, чтобы взяли его. Пока, мол, теория, да прыжки с вышки, да прочие тренировки — время пройдёт; а там я сала наем, я ж молодой, я ж расту ещё... Очень уж он хотел быть в армии десантником — насмотрелся тогдашних фильмов про ВДВ.

В общем, пошли ему навстречу — приняли в секцию.

По его словам, был он на всех тренировках не в числе последних; инструктора иногда даже ставили его всем остальным в пример.

Питался усиленно, действительно "наел" с полкило мускулов — а всё ж до нормы не дотягивал немного.

Как бы то ни было, а подошло время первого настоящего прыжка. Инструктор так и сказал ему: "Ты, друг, без взвешивания даже и не мечтай ни о чём. Есть правила. Первый прыжок — не шутка, и я ещё на свободе пожить хочу".

Ну, что было парню делать?

Перед взвешиванием выдул он, одну за другой, шесть бутылок лимонада "Дюшес". Еле-еле — так он рассказывал — влезло.

Прошёл взвешивание — норму даже превысил чуть-чуть.

А дальше начался сущий кошмар: пока — парашюты; пока — самолёт; пока взлетели, пока высоту набрали...

Инструктор, говорит, мне что-то перед прыжком толкует, а у меня так на пузырь давит, что аж в глазах булькает. Не помню, говорит, как из самолёта сиганул.

Первый раз обоссался ещё в воздухе.

Второй раз — уже на земле, пока парашют усмирял...

А в остальном, говорит, в общем, всё было, как и ожидал от первого прыжка: состояние — эйфория напополам с облегчением.

Выстроли, мол, нас после, когда все отпрыгались — а у меня "промежность" до самых ботинок мокрая. Ну, ржали, конечно...

Я — рассказывает — и не пытался даже обьяснить, что к чему. Боялся, что из секции за обман выгонят...

Да ещё и то меня немного успокоило, что ржали не над одним мной: в строю оказался ещё один с мокрой "промежностью" — здоровый восьмидесятикилограммовый бугай...

я умные слова знаю" либо "смотрите какие у меня связи есть", но ничего дельного. Я молчу. В результате решают, что я должна написать жалобу о вопиющем беспределе таможенников. Ну ладно. Объяснила помощнику, как надо писать, он проворчал немного, но написал.

Немного о помощнике. Помощник у меня новый, башковитый, хоть и совсем без опыта работы взяла его, да и жизненного опыта тоже не хватает. Зато сам Андрей себя считает очень умным, а юристов вообще отдельной кастой. При возможности паралельно с работой объясняю ему жизнь, призываю к скромности, но последнее у меня удается, скажем, слабо. Ну и он тоже при возможности он старается научить меня больше повыпендриваться, но искренне надеюсь, что это у него не получается.

Так вот. Жалобу написали. И прям со следующего дня все начали меня донимать – и что? И каков результат? Когда сможем взять груз?

Если честно сама немного опешила. Все что, в другой стране живут, что ли? Пока жалоба дойдет до конкретного учреждения, пока канцелярия его откроет, зарегистрирует, пока назначит ответственного, пока жалобу передаст в нужный отдел, нужному человеку, как минимум 2-3 рабочих дня пройдет. И вообще по закону у них есть 15 рабочих дней, чтоб ответить. И что я тут могу поделать, взмахнуть палочкой и тыква превратится в Золушку, а мыши в карету? Чтоб вся эта бюрократическая машина работала в разы быстрей, нужен пинок свыше либо волшебство. Короче, объяснила всем, что я тут без сил — это нужно решать на другом уровне. Вроде поняли.

Прошло 5 дней (5 календарных, 3 рабочих). Вижу все что-то вроде стараются сделать, а результатов нет никаких, штраф за простой продолжает начислятся. Беру, звоню в то учреждение, куда отправляла жалобу. Соединили меня с ответственным.

— Ой – говорит мужчина на другом конце провода – а вашу жалобу 20 минут как положили мне на стол, я даже до него не успел дойти.

Вкратце объяснила ситуацию, рассказала про демураж. Понятливым человеком оказался, вникся, попросил номер телефона того сотрудника таможни, который нас обижает, сказал, что попытается уладить дело. Спасибо ему, не обманул, через 10 минут перезвонил и сказал, что можем разгружать, но товар останется на складе таможни до проведения экспертизы.

— Да мы только рады – объяснила я ему – лишь бы простоя не было.

Поблагодарив его от души, на радостях позвонила сотруднику из логистики и обрадовала его новостью, чтоб готовили документы для разгрузки, проблема решена. А после обеда еще раз перезвонила уточнить, не было ли новых препяствий со стороны таможни, сказали, что нет. Ну и классно.

Следующий день снова собрание. Андрей упросился поучаствовать тоже. Клясться не буду, но зная его характер, предполагаю, что он себе вообразил, что на совещании все будут на ногах аплодировать юристам, спасившим их от огромных расходов. Ага, щазз. Ну, не то, чтоб вообще обошли нас стороной, сказали спасибо, что написали жалобу, а дальше переключились на начальника департамента логистики, новому кадру у нас, который благодаря своим знакомым в государственном аппарате и решил эту проблему. Что-то не вяжется, так? Мне самой тоже было странно слушать, как этот человек, оказывается позвонил к какому-то высокопоставленному чиновнику (имя/фамилию не назвал, многозначительно держа паузу), а тот в свою очередь позвонил таможне и приказал, чтоб нас не тревожили, после этого таможня разрешил разгрузку.

Тут было три варианта. Либо начальник логистики это сделал до меня, а я уже пришла на готовое, либо оба одновременно, либо этот новичок так нагло и открыто балаболит. Поэтому, как бы ненароком спросила:

— И когда же разрешили разгрузку?

— Это когда вы вчера, уважаемая Юлия Михайловна, уже были дома и пили чай, я, будучи сам в командировке, вовсю старался, чтоб разрулить ситуацию и мои ребята до ночи вкалывали, пока подготовили все документы и разгрузили товар.

Я смолчала. А вот мой помощник, раскраснелся как рак и не мог усидеть на месте. Дай ему волю, он наверняка там устроил бы линчевание вруна, поэтому я написала на бумаге "Молчать! " и показала ему. Но когда директор объявил, что начальнику департамента логистики за это выдадут премию, Андрей не выдержал и вскочил на ноги, за что и получил каблуком по ноге. Опомнившись, он сел на место и вроде этот момент прошел незаметно для других.

Когда вернулись в отдел, Андрея невозможно было успокоить. Он кричал и размахивал руками. Он не понимал, как можно было смолчать в такой момент и не обличить лжеца. И весь свой труд засунуть коту под хвост. При чем речь идёт не каком-то простом смертном, а обо мне, борце (борчихе?) за справедливость.

— Ты дурак, Андрюша – сказала я ему, когда он немного выпустил пар – при чём такой же, как и наш новый начальник логистики. Вот скажи, что же по твоему должна была я сделать в такой ситуации?

— Нуу, как минимум, разоблачить лгуна – ожидая подвох, он ответил уже без прежнего пыла.

— И что бы я получила в результате?

— Ну, во первых, все поняли бы, какой этот начальник пустозвон...

— То есть нажила бы себе еще одного врага в лице начальника департамента логистики. Отличное начало. Дальше.

— Но он же явно...

— Не факт. Может реально мужик звонил, старался?

— Но всё же проблему-то разрулили мы?

— Дальше.

— Вот и во-вторых, все поняли бы, что это мы постарались и разрулили ситуацию.

— Ну и что от этого? Что в итоге? Сказали бы молодец? Всё ради этого?

— А премия?

— Ну пускай там будет 200 долларов. Ну 500. Прям ради твоих красивых глаз — тыща. Выходит ради 1000 долларов и похвалы стоило нажить врага и проблем? Недалеко смотришь, Андрюша.

— Не соглашусь, Юлия Михайловна. Во-первых, штука баксов деньги немалые. Во-вторых, чего же вы так боитесь этого начальника логистики, что же он может вам сделать?

— Да я не его подразумевала под словом "проблемы". Я его пока вообще в счёт не беру, потому что не знаю что он за птица. Я имею ввиду те проблемы, которые естественно вытекут из сложившийся ситуации, а конкретно вот что.

Чуть ли не каждую неделю у логистики возникают какие-то проблемы. Если они только подумают, что мы в состоянии помочь, то всё, нам хана, нам придется бросать свою работу и весь день консультировать их, проверять документы, ругаться с таможней. Тебе это надо?

И вообще, это ведь ты жаловался, что наш отдел делает чересчур много неюридической работы, почему другие отделы сами не пишут свои письма, еще и нагло требуют. А ведь это всё так и работает. Ты один раз что-то делаешь за другого, при чём лучше его самого, потом и сам не замечаешь, как это превращается в твою обязанность и начинают требовать это от тебя. А зарплата, заметь, при этом не прибавляется.

Точно так же в этот раз. Из-за каких то тысячи (что и не факт, в принципе) долларов и похвалы, ты хочешь, чтоб мы сами себя загрузили ненужной нам работой, за которую нам не платят. А потом мы начнем не успевать собственную работу, слышать упреки в свой адрес, а потом нас объявят "плохими работниками" и доказательства этому – куча недоделанной некачественной работы. И никто, поверь мне, никто не заступится за нас и не скажет, что они ведь еще и нам помогают, поэтому не успевают. Так что иди и подумай над этим.

— А справедливость? – прозвучало как последний выстрел в уже захваченном городе.

— Справедливости в этом мире нет, мой друг, ты как юрист должен это знать. Свою справедливость создаём мы сами.