ОДНОКЛАССНИКИ

"…дважды тебе не войти в одну и ту же реку"

(Гераклит)

У Константина Евгеньевича зазвонил телефон. Совсем не вовремя. В этот момент Константин Евгеньевич громил на планерке своих нерадивых подчиненных и из-за звонка, педагогический эффект был несколько смазан.

— Да! Внимательно!

— Привет, Костя. Не узнал, конечно?

— Нет. С кем я говорю?

— Это Туманова Лариса, староста 10-го "Б" класса. Помнишь такую?

— А, Туманова. Привет. Как дела? Чего звонишь?

— Да вот, обзваниваю всех, организовываю встречу.

— Кого с кем? По какому поводу?

— Как по какому поводу? Сорок лет с окончания школы. Разве не повод?

— Ахренеть! Сорок долбаных лет. А как вчера все было.

— Ты-то вообще ни разу не приходил, а мы ведь и на десятилетие и на двадцатилетие собирались.

— Да, что-то припоминаю, видимо не получилось тогда. Слушай, Туманова, на удивление, я очень рад тебя слышать и в принципе с удовольствием увидел бы всех наших. Даже разволновался немного. Сорок лет, да... Ладно, давай, Туманова, командуй. Когда? Где? По сколько скидываемся? А кто из наших будет?

— В следующую субботу, скорее всего в ресторане Турандот, в районе Пушкинской. А кто будет, пока не знаю, вот обзваниваю, но думаю что все придут, кроме тех кто не в Москве и тех, кто уже не с нами.

— Ну, понятно, понятно, а Маня будет? Ну, Сергей Маньковский? Он вообще, живой?

— Маня? Надеюсь что живой, пока ему не звонила.

Наступила следующая суббота. Константин Евгеньевич с большим букетом роз и с небольшим опозданием, волнуясь вошел в ресторан, в голове прикидывая текст восторженного приветствия своим одноклассникам. На ум ничего путного не шло. Ну, да ладно, бабам подарю по цветочку, а там видно будет.

Милая девушка от входа проводила Константина Евгеньевича на второй этаж и подвела к двери отдельного зала, за что и получила первую розу из букета.

Костя вошел, расплылся в улыбке и громко сказал:

— Всем здрасьте!

Человек двадцать оторвались от своих тарелок, разговоров и бокалов и тоже сказали — "Здра-а-сьте…"

Константин Евгеньевич оторопел.

Какие же они все оказались старые и некрасивые, вообще не похожие на себя молодых. Это было очень неожиданно и даже противно. Хорошо ещё свет не яркий.

Чтобы скрыть неловкость, Костя быстро раздал женщинам по розочке, женщины улыбались и тоже пристально вглядывались в лицо одноклассника из прошлой жизни.

Неловкость слегка скрасил официант, он налил Константину Евгеньевичу шампанского и начал подробно рассказывать про варианты горячего.

Костя рассеянно слушал и думал:

— Ну, неужели и я такой же старый как они? Да нет, не может быть. Ну я же не такой, я почти не пью, в зал хожу, все зубы на месте. А это кто у нас? Петухова? Сидит, наворачивает салаты. Жирная, старая корова. Фу. А ведь сорок лет назад она мне даже очень нравилась. Сейчас бы на улице встретил, ни за что бы не узнал. А этот лысый кто? Дубровин? Ой, с@ка, ну какой это Дубровин? Это же Федоров! Ахренеть! Точно, Федоров. А как его узнаешь? Был худой, черный и кучерявый как Анжела Дэвис, а теперь лысый и жирный как свин. А этот худой очкарик кто? Ржет, слюнями брызжет, телефоном хвастает? Павлов? Ну, да, вроде Павлов. Никогда мне не нравился.

А самое ужасное, что, если мы будем делать групповое фото, то я не буду на нем выглядеть как молоденький пацан, на фоне пенсионеров. Видимо и я тоже незаметно для самого себя превратился в старпера.

Хотя, конечно, с другой стороны, а чего харахориться? Сорок лет — срок совсем не малый. В ту ночь, когда мы бродили с гитарой по Ленинским горам, где-то родился мальчик, который с тех пор успел вырасти, стать полковником и даже уже выйти на пенсию. Сорок лет – это сорок лет. Зачем я вообще сюда приперся? Я тут всего минуты полторы, а мне уже хватило впечатлений. И говорить мне с ними особо не о чем. Да и как с ними разговаривать, если я даже узнаю их с большим трудом?

Жаль, Мани нет. Интересно он хоть жив? Вот с ним бы я с удовольствием потрепался.

Ладно, допью свой бокальчик, посижу еще полчасика, потом, не прощаясь, потихоньку пойду курить, да и не вернусь. Хотя, почему полчасика? Минут пять и хватит. Хорошего понемножку, уже находился по тихим, школьным этажам...

По коридору прошел человек и машинально глянул в открытую дверь. Константин Евгеньевич встретился с ним взглядом и аж вскрикнул:

— Маня! Маньковский!

Костя узнал Сергея Маньковского за тысячную долю секунды, хоть и не осталось в нем ничего от того маленького мальчика, а в то же время, осталось все.

Седовласый Маня остановился, заулыбался, шагнул через порог и тоже загорланил:

— Костя! Здарова! А что ты здесь делаешь? Мы же все тебя ждем, мы за стенкой сидим, тут, в соседнем зале…

Однажды известный американский математик Пол Ричард Халмош приехал с визитом в СССР. В частности, он посетил Одессу, для того, чтобы встретиться с выдающимся математиком Марком Григорьевичем Крейном. Рассказ о своем визите Халмош описал в своей статье в Заметках Американского Математического Общества, и там есть один забавный абзац. Халмош пишет о том, что в конце встречи Крейн передал ему десяток конвертов с письмами к американским математикам. Крейн просил Халмоша наклеить в Америке марки на конверты и разослать адресатам. С едва уловимой иронией Халмош добавляет, что на следующий день он пошел на советскую почту, наклеил советские марки, и отослал. Халмош намекал на то, что Крейн, видимо, жил небогато, и хотел сэкономить на марках.

Но людям, жившим в СССР, было очевидно то, что Крейн не хотел светиться. Он не хотел, чтобы факт его переписки с заграницей попал в его досье в КГБ. А наивный Халмош на самом деле Крейна заложил.

Первый день на объекте. Нам достался объем на подземной парковке, по отделке стен очередного торгового центра керамогранитом. Предупредили нас подрядчики, что за руку никого не ловили, но инструмент пропадает иногда, будьте внимательны.

Ну, мы-то — воробьи стреляные, перфораторы всегда забираем с собой на обед в бытовку, переноску стометровую не сматываем, правда, но она включена в розетку и всегда — перед глазами, кто рискнет под напряжением обрезать её.

Так и сегодня: сидим, играем в карты, в "козла", в самый ответственный момент отключается свет, не надолго, буквально на секунды. Даже не успеваем как следует поругаться на причину и вероятных виновников.

Выходим после обеда из выделенной нам комнаты — переноска обрезана прямо у двери.

— Да что за фокус, как могли проморгать-то момент?

— Да когда, когда свет моргнул, это и был тот момент. Рубильник выключили и включили, девяносто семь метров кабеля у нас — минус, у узбеков — плюс… пока

Не мое! Сестра рассказала! Далее от ее лица! Захожу покурить в институтский туалет и невольно слышу разговор двух первокурсниц:

— Ну че, рассказывай как там было на экзамене?

— Не ну ты представляешь этот препод просто зверь так валил так валил!

— Да, и че спрашивал?

— Сначала спрашивал по билету, а потом решил докопаться и сросил как расшифровуется СССР?

— Ну и че ты ответила?

— Ну скажи откуда я могу знать как расшифровуется СССР? Я помню, что там, что-то про строительные сооружения!!! , а как расшифровуются последние буквы не знала и эта сволочь поставила мне два балла!

Я вышла из туалета и еще часа два не могла привести себя в нормальное состояние!

Вот такие дела, дорогие сограждане ныне несуществующего Союза Советских Социалистических Республик!

Моя двоюродная прабабушка вышла замуж в самом начале двадцатых. До 1918 года она воспитывалась в семье своего деда-профессора, не зная ни нужды, ни домашней работы. Дед был очень знаменит и богат, в доме была прислуга, на образование детей денег не жалели, но научить их солить суп в голову не приходило, потому что никто ж не ожидал, что им это может пригодиться. Потом случилась революция, дед умер, начался голод, страна развалилась, и все стали учиться жить по-новому. Прабабушке на свадьбу подарили клеенку — шикарная вещь, недоступная роскошь. Ни у кого нет ничего, а тут новенькая клеенка. Но накрыть ей стол не получалось, она была маловата. Тогда прабабушка взяла пилу, отпилила от массивного стола красного дерева лишний кусок, и клеенка налезла. Началась семейная жизнь.