В детстве я была гадким утёнком, и из-за этого надо мной жестоко издевались четверо старшеклассников (оскорбляли, били и прочее).

Однажды во время очередных нападок я в порыве ненависти сообщила им, что они умрут в мучениях, не дожив до двадцати лет. Тогда это вызвало у них лишь смех и лишние побои в мою сторону.

Недавно я узнала, что за день до своего двадцатилетия погиб последний из них. Стая собак загрызла заживо. Предыдущие погибли не менее болезненной смертью.

Мне их совсем не жаль.

Моя жена — моя верность и преданность. Даже, когда я был неправ и никто в меня не верил, она единственная кто меня поддерживал и понимал. Она находила оправдание всем, даже самым отчаянным, поступкам, которые я совершал. Воровал в 90-ые — для неё и дочери, ездил на разборки — а как иначе, или ты или тебя. Я всегда был одухотворен такой верой в себя, поэтому, наверное, никогда не было осечек. Я её очень люблю и буду всегда любить. 11 лет моей женщины нет в живых, безумная тоска, хоть волком вой.

Мой муж очень близок со своей матерью, рассказывает ей абсолютно всё: о нас, нашей семье, спорах и прочее. Но я не против, даже наоборот. Свекровь всегда молча и терпеливо выслушает и сына, и меня, никогда не даёт оценок. На вопросы сына по поводу отношений со мной у неё всегда один ответ: "Я ничего не могу советовать. Ты сам себе выбрал жену. Сам и думай!"

В итоге все довольны: у нас есть человек, который всегда выслушает, поддержит, при этом все тайны и проблемы нашей семьи остаются в семье.

В истории о ВОВ от бабушки нет ничего такого героического. Она рассказывала, как проводила деда и осталась с четырьмя детьми, мал мала меньше. От голода ели лягушек и траву, она копала окопы в лютый мороз в одних тонких чулках так, что ноги были покрыты коркой льда. Позже чуть не посадили "за расхищение социалистической собственности", а это были колоски, оставшиеся на поле после сбора зерна. И ничего в этом нет особенного, кроме разве того, что жили так тогда сотни, сотни тысяч.