Едем сегодня с племянником Никитой в троллейбусе. Никита, как обычно, пребывает в состоянии задумчивости. Смотрит в окно, водит пальцем по стеклу, о чём-то размышляет. Я сижу рядом, читаю книгу.

Вдруг у женщины, сидящей в начале салона, звонит телефон. Она берёт трубку, две секунды слушает, потом громко говорит:

— Да-да-да-да-да!

В супермаркете очередь к кассe. Я уже выложил свои покупки. Передо мной женщина сортирует на чёрной ленте свои бесчисленные пакеты-коробки. Между нами пацанёнок – её сын, ростом чуть повыше стойки. Тянет шею, восторженно глядя, как кассирша сканирует товары. Вдруг он, случайно, наступает мне на ботинок. Я смотрю на его лохматую макушку и молчу, жду, когда он сам почувствует, что стоит на чужой ноге. Но малыш, вдруг, пристраивает рядом вторую ногу, причём, чуть, повыше первой, а руками удерживается за край стойки.

— Э-э-э, — говорю – приятель! Может, с ноги моей сойдёшь?

Хлопчик, не меняя позы, заставляет маму обернуться и покраснеть:

— А мне, тогда, плохо видно!

Иду сегодня из тренажерного зала, обгоняю некую маму с дочкой лет семи, и слышу обрывок их разговора:

(Мама) — Человек на 80 % состоит из воды (кстати, врет мама — в среднем на 70, и в разном возрасте по-разному)

Дочка подумала и уверенно так отвечает:

— Нет, это я состою из воды, потому что я Рыба. А ты состоишь из лука, потому что ты Стрелец!

Я тихо закис...

1965 год, мне 5 лет. Ленинград. Отец — молодой подполковник, любящий своих детей. Заходит со мной в кондитерский магазин (услада для очей и желудка). У меня от радости разбегаются глаза, вот счастье привалило. Но, "зевнув" на сладости, обнаруживаю, что папаня исчез и может купить "не то" и 100-процентно "слишком мало". Замечаю родную спину (в шинели, среди "цивильных"), быстро "подплываю" и (профессионально оценив внимание зрителей, через много лет я понял, что это был шантаж) начинаю дёргать отца за шинельку и оооочень жалобным голоском уговаривать купить то, то и ещё того (до того никогда так себя не вёл). Видно во мне умер Кирк Дуглас, т. к. все люди вокруг начали мне сочувствовать и осуждать чёрствого отца, жалеющего дитЮ чуть-чуть сладкого. Отец, услышав нарастающий гул "гласа народного", минуты через 3 обернулся ко мне. Тут замечаю, что это — не мой отец. За гулом мне сочувствующих голосов, никто не услышал тихого (сразу видно — хороший человек) вопроса: ты чей, мальчик? У того офицера, под морем осуждающих чёрствого отца взглядов, нарастал шок. Но он уже хотел мне купить всё, что я захочу. Но мои жалобные "завывания" мгновенно прекратились, когда я, наконец, увидел лицо "папы". Вот тогда проснулся стыд, я чуть не провалился сквозь землю. Под осуждающий "отца" глас народа, я незаметно "испарился" в большом магазине и через 5 минут встретил ничего не подозревавшего батю с самым вкусным тортом — "Полено".