Мужа раздражает, что я сама шью одежду. Он директор производства, и ему, видите ли, стыдно перед своими друзьями-коллегами-родственниками. Плевать, что стоят ручные вещи дорого: оборудование (машинка/оверлок/распошивалка), ткани, фурнитура, трудозатраты. Просит покупать в магазине или рассказывать, что заказываю у портнихи. Хотя моя одежда очень красива, сидит как влитая, ткани подобраны со вкусом. Мне это в кайф. Не могу понять, откуда у него эта зависимость от чужого мнения. За[дол]бал — сил нет.

Когда уходила от богатого и нелюбимого к моему бедному, но такому "своему" полицейскому, чувствовала за спиной крылья, счастье и свободу. Прошел год. Да, люблю. Да, это действительно мой человек, родной, тот самый. Но существование на границе с бедностью дает свои плоды. Я трачу свой доход на еду, проезд и оплату счетов, и когда подруги хвастаются новыми сумочками, мы выкраиваем последние деньги на форму. Стыдно за свою меркантильность, но мысли о неверном решении появляются все чаще.

Живу рядом с кладбищем. Как-то, года четыре назад, какие-то зеки закопали там живого парня. Благо гроб оказался не дорогой, и закопали не так уж и глубоко. Парень выбрался и пополз к ближайшим домам. Помню, как папа открыл дверь, а там он... Весь в земле, крови, сипящий и рыдающий.

Сейчас он наблюдается у психотерапевта, он мой лучший друг, и я представить не могу, сколько ещё людей те ублюдки закопали.

В студенческие годы мы поехали на выездную практику в Европу. И вот Париж, полночь, июль, прохладный ветер с Сены, и мы стоим под светящейся как новогодняя елка Эйфелевой башней. Моя подруга-одногруппница берет телефон и набирает номер мамы (у нас временная разница +5 часов, родителям на работу вставать рано).

— Мама! Ты не поверишь, я сейчас прямо стою под Эйфелевой башней, я сейчас от восторга опиииисаюююсь! Вы уже на работу собираетесь?

— Яна, [м]лять, сегодня воскресенье, писай без нас!