"Жили-были два медведя. Один — Коля, другой — Федя"
В каждой части есть свои люди-легенды. Те выдающиеся воины, о деяниях коих былинники речистые ведут рассказ из призыва в призыв. В нашем подразделении два кренделя достигли такой степени легендарности, что были близки к обожествлению.
пантеон чуть не пополнился богом армейского долбое[ж]изма-двуликим разорванным Анусом.
Поначалу два призвыника Коля и Федя ничем не выделялись из общей массы. Белобрысые, ушастые тормозные духи. Поскольку оба были из путяг -их отправили в автобат. Там-то они и прославились впервые. На 66м Газоне протек бак. Прапорщик, тоже невеликого ума деятель, позвал первых попавшихся воинов (колюфедю) -и велел бак заварить. Два дятла-самоубийцы уже подтащили сварочный аппарат, когда, на свое счастье, попались на глаза ангелу-хранителю.
— АААА!! Дебилы, [м]ляяя! -орал на недопреставившихся дед-ефрейтор. Вам жить надоело?! Уррроды! А бензин слить?!
Дебилы послушно слили топливо, сняли бак, открутили все пробки и по совету ефрейтора надели бак на выхлопную трубу другого грузовика. Дабы горячие выхлопные газы выветрили все пары бензина. Подождали полчаса.
Потом пошли за советом.
Ангел хранитель к этому времени свалил по своим делам. Невезучие сварщики пошли искать другое вместилище знаний. И нарвались на инфернального демона-черпака, что грелся на солнышке.
— Можно вопрос задать?
— Можно Машку за ляжку и козу на возу-а в армии- "разрешите".
— Разрешите спросить?
— Ну?
— Как узнать-есть ли в баке пары бензина?
— Спичку туда бросить.
Сказано-сделано. Зажгли спичку, бросили, узнали. Пары были. На счастье этих кретинов-немного. Но хватило на то, чтобы превратить бак в шар. От взрыва его расперло во все стороны.
Что никак не смутило Колюфедю. Те аккуратно заварили все щели и кое-как приделали бак на место.
Наутро у начальника автобата случился родимчик, когда он увидел 66й газон с распухшим яйцом между колес. Орал он так, что казалось-еще немного, и коронки расплавятся. [ман]дюлей получили все-и смышленый прапорщик, и демон черпак, и ангел-ефрейтор.
Коляфедя отделались легко. Их, как юродивых, оставили без критики (не поймут)- и велели оквадратить круглое.
Благая весть разлетелась по всей части и толпы паломников полезли на забор зырить на газон с отбитыми яйцами.
Полковые негодяи зубоскалили неделю. Коляфедя прославились.
И тут же закрепили успех-трое суток колошматя по баку молотками. Три дня автобат угорал над старательными молотобойцами, пока ангел-ефрейтор, не выдержав, вырвал у них предмет производства. К этому времени бак потерял всякую форму и являл уже собой законченное художественное произведение. Музей Гугенхейма легко бы взял его в экспозицию.
Ефрейтор не оценил труды скульпторов, повелев выкинуть творение ("эту х[ер]ню" в его определении) и приволочь бак со свалки. Благо, там валялось несколько остовов от 66х.
Потом двух героев послали работать на завод-разгружать вагоны. Ловелас Федя умудрился соблазнить заводскую стропальщицу-здоровенную бабищу под центнер весом и с руками молотобойца. Обделенная мужским вниманием звероподобная стропальщица, от свалившегося на нее женского счастья вошла в раж. Схватила милого за булки и рванула слегка в стороны. Федя треснул по шву.
В жопу раненного Федю, давясь от хохота, отвезли в госпиталь зашивать. Кое-как оформили все, как производственную травму. Ну, а иначе всем бы развальцевали отверстия.
Но, понятное дело, благая весть облетела всю часть. Начальник автобата каждый раз ставил его в пример личному составу.
— Бездельники! Раздолбаи! Вам бы только х#и пинать! Один Федя за вас жопу рвет на работе!
Прошел год, и Коляфедя "состарились". Оказалось, что Федя-потомственный алкоголик, а Коля- убежденный плановой. Причем, если Федя по пьяни был тих и благостен, то из обкуренного Коли энергия хлестала через край. Как то раз, наобщавшись с духами предков, обдолбанный Коля приперся в казарму. Там ему прихватило живот. Пакостный двоюродный дядя насоветовал не париться с беготней до тубзика, а облегчиться прямо в проход между койками.
Но! Заметая следы, хитрый Николай подтерся простыней соседа-Федора.
Поутру друзья начали делить ответственность.
— Это ты насрал!
— Нет, ты!
— Вот, твоя ж простыня вся в говне!
На шум прибежал многострадальный комбат и первое время не знал, что сказать. Просто разевал и захлопывал рот. Потом провели расследование. Оно было недолгим.
— Коля, а где твоя форма?
—?!
Оказывается, Николай под действием веществ ночью бегал по футбольному полю перед казармой, срывая покровы. Готовился ко сну, так сказать. Хб, кирзачи, ремень и пилотка валялись по всему стадиону, указуя на масштаб его личности. Незаурядный.
— КАК? КАК ТЫ МОГ НАСРАТЬ В КАЗАРМЕ?! -пытал комбат героя.
— У меня вегетососудистая дистония- ответил засранец и тем обессмертил свое имя. Отныне для всей части он стал Вегетососудистым.
Однажды под дембель эти два кренделя нажрались. Ночью шлялись по расположению. Тут на глаза им попался гипсовый часовой, что бдительно охранял стенд с присягой. Возле плаца стоял он годами, подавая личному составу пример стойкости перед лицом лишений.
Два дебила долго бродили вокруг монумента, дергая его за ремень и требуя "грудину к осмотру".
— Почему сапоги не чищены?
— А давай почистим!
— А давай!
Почистили ваксой. Полюбовались. Красиво. Ну и, уже в угаре, начистили ему рыло гуталином, а заодно — и кисти рук. Потом сгоняли за соломенной шляпой, что неведомо как попала в автобат. И натянули ее часовому на башку. [мав]р получился: любо-дорого смотреть. Последним штрихом послужил окурок, прилепленный Федей к чувственным губам истукана.
... Шедшего поутру полковника посетила богиня Ата, когда он увидел у Присяги [мав]ра в белом кителе и с автоматом. В соломенной шляпе, нагло курящего на посту.
Комполка стоял, бешено вращая очами минут 5, любуясь композицией. Потом порысил в штаб, где пистон получили все.
Вздрюченное реакционное офицерье учинило дознание и вычислило авторов.
Собственно, кто б сомневался.
На художников наорали в 30 глоток и повелели оттереть все взад. Те два дня скребли истукана щетками, мыли, чем придется-ничего не выходит. Черного кобеля добела не отмоешь.
Потом решили побелить.
Получилось.
Статуя засверкала первозданной белизной.
До первого дождя.
Наутро приезжает проверка и ну полкана пытать- чего это у тебя мулат на плацу делает?
Полковник завыл матерно и вздрючил всех снова. Статую побелили заново.
Дождь- и стенд караулил метис.
Решили покрасить маслом. Заляпали весь постамент. Раз такая беда-художественный совет, в который превратился штаб, разрешил размалевать фигуру реальными цветами. На форму то зеленая краска нашлась. На сапоги, черная, тоже. А вот с лицом проблема. Коляфедя заебенили лик защитника желтым. Подкрасили глазки, подвели бровки. Подмазали губки. Полюбовались. Ну, как живой!
Наутро опять проверка. И первым делом, понятное дело, бегом смотреть памятник.
— Полковник, а полковник! А нах[рен]а у тебя китайская проститутка заместо [мав]ра стоит? Или у бойца желтуха? А зачем он губы накрасил?
Полковник завизжал, орошая оробевшую комиссию слюнями и приказал снести статую к е&аной матери. Заодно под шумок уволили творцов. Пока они еще чего не украсили.
