промочить ноги — и температура обеспечена.

После школы слесарил на стекольном заводе, хоть и горячий цех ( "на площадках" до +120 С, — в начале смены старые слесаря и резчицы стекла в литровую стеклянную банку клали очищенную луковицу, три-четыре картофелины и кусок мяса, заливали водой, лавровый лист, пару горошин перца, соль и ставили под лестницу — через четыре часа, к обеду, суп был готов; но если сломался в -30С при сильном ветре башенный кран, стоящий снаружи, то это тоже мои, дежурного слесаря, проблемы...) — пневмонии также были ежегодно...

В институте аллергический ринит расцвёл махровым цветом, с переходом в "астмоидное состояние"...

В первый же год работы участковым педиатром выяснилось, что у моего шнобеля ещё и реакция на смену температуры — вхожу зимой с улицы в дом — сопли минут пять просто текут; выхожу из дома на улицу — снова пятиминутный "ручеёк"...

А вызовов у меня зимой 17-22, это среднее, бывает и больше. И каждые пятнадцать минут очередной платок становится мокрым...

Захожу я в квартиру, мою руки, склоняюсь над ребенком — и еле успеваю выхватить и поднести платок. Хорошо ещё, если ребёнок большой и его можно смотреть стоя, а если грудничок, который лежит, а ты склоняешься над ним? А реакцию и отношение родителей-бабушек представляете?

Короче, за два года три обструктивных бронхита и вот уже коллеги ставят мне бронхиальную астму, которая, как известно, во всем мире считается неизлечимой. Временная ремиссия может быть, а вот вылечиться — увы, не в этой жизни.

Старшая коллега, участковый педиатр, снисходительно так посмотрев на меня, предложила сходить с ней в некий "клуб моржей", где она занимается несколько лет.

Физиономии у другой части нашего "чиста дамскага" (исключая случайно затесавшихся меня и ещё поликлинического хирурга Серёгу) коллектива, совершенно ясно показали мне отношение коллег к этой придури.

Но почему-то я все-таки поперся к этим моржам...

Урал, октябрь, холодно, газоны уже в снегу, народ в шубах, шапках и перчатках...

Дом спорта, тесная раздевалка с одной общей вешалкой, старые кеды, небольшая разминка в зале, пробежка в плавках и купальниках метров 800 вокруг Мотовилихинского пруда, скользкие обледеневшие мостки, лесенка в чёрную бездонную воду...

Льда на воде ещё нет, но ведь октябрь, с@ка!! , уже темно, вода вообще чёрная, тоскливая, страшная и холоднаяяяя....

Технологию влезания в прорубь для себя я придумал почти сразу: первый этап — опустить ноги до колен, "это не страшно, как холодный ручей вброд перейти; что, ты ни разу не мыл ноги в холодной воде? "; второй этап — опуститься по лесенке по пояс или по грудь, "ну, холодная; ну, яйки ведь в плавках- не замерзнут"; и третий — "да гори оно всё синим огнём-ярким пламенем!! " и приседаешь полностью в воду.

Первые пару месяцев готовиться "к погружению" я начинал накануне вечером — "завтра ты сможешь, это не страшно, ты уже делал это, жив до сих пор...".

В декабре "бесед с самим собой" уже хватало немного днём и в трамвае, по дороге на тренировку на пруд.

А в феврале достаточно было, уже сев в трамвай на тренировку, просто "поговорить с собой по душам".

Лет пять, уже плавая трижды в неделю — вторник/четверг/воскресенье — в проруби, которую мы долбили на каждую тренировку метров на пять-шесть в длину, чтобы именно плавать, а не окунаться, — я не мог встать под холодный душ дома. Со всеми вместе на улице в прорубь -температура воздуха минус 25, а поверхности воды 0 градусов — легко! Под ледяной душ у себя дома, в родной тёплой ванной, при воде плюс 12-14 градусов — да идите вы все на @#&!

Все-таки человек — стадное существо. Поговорка "на миру и смерть страшна" — это про таких раздолбаев, как я...

Всего в пиковые годы, 86-89, занималось у нас в клубе моржей "Айсберг" человек 110-120, это если всех сразу посчитать. На каждую тренировку приходило по 30-40 человек, по выходным и праздникам — до 80 доходило. Мужчины приходили на час раньше — долбить прорубь.

Пешня, лопата (шугу из проруби доставать), что-то типа двухметровой длиннющей кочерги — отколотые льдины загонять под себя под лёд или, когда "подо льдом" уже на глубину почти метр насовано льда, наоборот, вытаскивать наверх.

Край льда отламывается под кем-то или сам подскользнулся — и минимум по колено в ледяной воде — практически каждую тренировку.

Вылезти самостоятельно на лёд — провалившись в полной одежде — умел каждый. И почти у каждого моржа-рыбака, за спиной по одной-две спасённой на зимней рыбалке жизни соседа-рыбака.

Страх перед моржеванием у новичков я зачастую снимал пятиминутной проникновенной) беседой: "15 секунд пребывания в проруби — больше и не надо, достаточно 5-7 секунд — и кожные покровы остывают на глубину всего 1-2 мм. А вот поверхностные рецепторы захлебываются от ужаса и с криком "ты, б.. ь, совсем ахренел!! , " понужают изо всех сил все защитные силы организма. Которые, в свою очередь, впрыскивают разные гормоны в кровь литрами.

В результате, ты бегаешь как ошпаренный, визжишь от эмоций и восторга, а внутри организма сами проходят 90% функциональных расстройств. Инфекционные не проходят, но становятся легче и быстрее лечатся".

( У меня потом первая медицинская монография как раз из клуба моржей была, про иммуннофизическую реабилитацию часто болеющих детей и взрослых, я в Советском Союзе единственный врач-чудак был, который часто болеющих детей лечил холодом и 5-часовыми занятиями физкультурой).

Были среди занимающихся у нас мужиков и откровенные сачки — регулярно приходили впритык или даже с пятиминутным опозданием — "ой, извините, на работе задержали, я в следующий раз пораньше приду лёд долбить". Или прибежит к концу долбежки, хвать лопату, и давай снег с дорожки счищать.

Тренировки начинались с обычной разминки в спортзале. Вёл кто-нибудь из тех, кто ходит постоянно, специального человека не было.

Как-то вышло, что вскоре тренировки начал вести я, хотя не физрук ни разу. Да без проблем, пробежка по залу, разминка, суставы прокачали сверху вниз, немного растяжки и далее индивидуально: мужики как правило в баскетбол играли, женщины что-то типа аэробики (была у нас в секции профессиональная аэробиня), кто-то на уличную пробежку, кто-то сразу в прорубь, потом баня.

Остальные клубы моржей завидовали нашей базе, ибо у них только вагончик или комната для переодевания были, и прорубь круглая, только окунуться, а у нас — зал, шестиметровая дорожка для плавания, баня — шоб я так жил).

В гости почти каждую тренировку из других клубов кто-нибудь приходил. И тогда в бане каждый раз возникала одна и та же тема — начинались рассказы-советы всем окружающим по лечению/закаливанию прорубью, с аргументированными песТнями — "как я прорубью вылечил соседа, свата, кума, своего и соседского ребёнка от всех болезней".

Если мне случалось в это время тоже оказаться в бане, каждый раз происходил один и тот же разговор: "ты же доктор, скажи, как я классно его вылечил".

Я всегда честно отвечал, что "мне с тобой в мастерстве лечения всего и всех не сравниться, я вылечил всего лишь пару тысяч детей, и до сих пор не умею лечить "по телефону", не видя ребёнка".

Приходили к нам и Лёня Завьялов, водолаз по профессии, один из первых советских Ironman’ов, который занимался никому неизвестным тогда триатлоном, и Елена Гусева из Березников, многодетная мама (это уже сейчас)) и многократная чемпионка и рекордсменка СССР, России и мира по плаванию в ледяной воде, в команде совместно с тем же Завьяловым Берингов пролив переплывала, мне даже представить страшно, что это такое.

Был у нас в дружественной секции моржей мужик один, лет за 70 уже. Моржевать начал, по его словам, в 20-х годах прошлого века.

"Совсем я мальцом был, лет пяти-шести. В конце сентября-октябре пригоняли с низовьев Камы к нам из Астрахани баржи с арбузами. Чтобы не воровали арбузы, баржу ставили посреди реки, и на ней сторожа. Старшие ребята, ухари, подвозили меня на лодке к барже, подсаживали на неё и уходили на 200-300 метров вниз по течению. Я, стараясь не шуметь и не плескать, сбрасывал в воду по одному арбузу. Сторож увидел, как ребята в лодку плывущие арбузы собирают, сообразил и полез ко мне через гору арбузов. Деваться мне некуда, пришлось в реку и плыть на берег. Так и привык в холодной воде купаться".

Врал, наверняка, или привирал очень сильно, ибо гниловатый мужик был.

Первый раз его выгнали из клуба как-то весной, во время ледохода. Небо синее, солнце яркое, белые льдины не спеша идут вниз по реке, тычась и крутясь вокруг опор моста. Народ на мосту стоит, красотой красотинской любуется. На одной из льдин мужик в плавках лежит. Народ заволновался, скорую вызывают, пожарных, МЧС тогда ещё не было. Приезжает пожарная команда, ладит лестницу с моста спускать. Мужик на льдине поднял голову, посмотрел на суматоху вверху — и рыбкой ушёл в воду, поплыл саженками к берегу.

Через день в клуб пришла милиция, вставила фитиль руководству, мужика выгнали.

По осени снова приняли, очень он просился и обещал больше не хулиганить.

А сезон моржевание начался, пошли в клуб новички, он и давай их провоцировать — кто дольше в проруби просидит. Сам он с узкими плечиками, необъятным пузом, худыми ножками и плешивый, как Майор Лимон в "Чиполлино". Один спортсмен накачанный новенький и повелся. Просидели около минуты (для новичка это очень много), молодой вылез первым. И слёг с пневмонией.

Выгнали мужика окончательно. Он по другим клубам ходил, просился, но эту историю уже все знали.

Уж не помню, с чего мне в голову блажь пришла — посмотреть, как плавание в проруби влияет на состояние человека.

Вроде, кто-то из наших моржих утверждал, что ей при начале приступа холецистита "главное, чтобы в этот день была тренировка и успеть добраться до проруби".

Договорился с лаборанткой из поликлиники, она приехала на тренировку, взяли кровь у всех до тренировки, и сразу после купания в проруби. Я завёл что-то типа карточек на тех, кто сдавал анализы — состояние, ощущения, жалобы. Анализы сдавали все, то ли коллективизм был силён, то ли самим интересно было нахаляву кровь проверить.

От результатов охренел не только я, но и наши более опытные врачи, не верили, что в ряде случаев 5-20 секундное плавание в проруби может практически мгновенно дать такие улучшения общих анализов крови, биохимию мы не делали.

Два сезона ежемесячно брали анализы крови до/после тренировки, которые мне не то чтобы потом уж очень сильно пригодились, но определённый толчок дали.

В итоге всех этих зимних развлечений я сам до сих пор (хотя уже лет двадцать пять не моржую регулярно, так — пару раз в сезон) практически перестал болеть и живу и работаю в условиях почти запредельных физиологических и психоэмоцинальных нагрузок.

БОльшая часть "часто болеющих детей" из нашей секции моржей в течении года-полутора переходили в группу "практически здоровых".

Из 18 детей с выставленным диагнозом "бронхиальная астма", у 17 не было ни одного обострения в течении последующих 10-12 лет, в ходе которых я их ещё мог наблюдать, и они честно состояли в той самой группе "практически здоровых". Одна девочка умерла лет в двадцать, причины не знаю.

Еще примерно в течении лет пятнадцати, как я, чтобы прокормить семью, радостно ломанулся в бизнес (есть у меня здесь пара историй об этом)), и перестал "работать врачом", хотя врачебные рефлексы остаются на всю жизнь, на улице регулярно ко мне подходили разные незнакомые люди разных возрастов, но с одинаковой фразой — "доктор, Вы нас не помните, мы с Вашей секции или участка, мы/дети/внуки до сих пор не болеем, спасибо Вам, Доктор! "

в присутствии главного юриста и нотариуса зачитывают многочисленным родственникам и иждивенцам завещание покойного- ритуал строго соответствующей его последней воле. Документ составлен моим знакомым совместно с покойным задолго до кончины, а он профи высшего полета, поэтому бумаженция длинная подробная и нудная. Причем помимо непосредственно активов, четко продуманных под нужды и стремления близких, покойный для каждого участника завещания приготовил напутственное слово.

К примеру, внебрачному сыну от подруги детства, старшекласснику, увлекавшемуся изучением фондового рынка, была завещана маленькая студия на окраине Манхэттена, книги по фондовому рынку покойного с дарственными надписями от великих мира сего и целевой депозит, позволяющий оплатить коммуналку на 5 лет и обучение в престижном американском вузе. Ни копейки сверху. Хату продать нельзя — форма владения через траст с заморозкой возможности отчуждения на 20 лет.

Напутствие звучало так: "Талантливому юноше важно дать хороший старт — остального он достигнет сам. Я верю в тебя — не подведи папу. "

Были целевые взносы в благотворительные фонды, например на строительство реабилитационного центра для наркоманов, и куча прочих пожертвований.

Среди родни сидит девица со взглядом " я вся такая крутая, мне все должны", с силиконом во всех возможных местах и огромными ресницами. На протяжении чтения завещания она завистливо оглядывает счастливцев, получивших жирные куски и мучительно вздыхает, ожидая своей доли. Через пару часов она уже не находит себе места, обращая на себя всеобщие взоры кучей утомленных вздохов и междометий, но упорно держит себя в руках.

Наконец, чтение закончено, все начитают вставать и делиться чувствами от процесса. Девица меняется в лице, подскакивает и на весь зал кричит:

— Это что, Все?!?? А я?! А мне!?

И в этот момент мой приятель — юрист громко говорит:

— Ах, да! Господа! Минуточку внимания!

Все затихают.

— Моей Маше оставляю на память о всем, что было.... Комнату. В Коммуналке. На чердаке. Проходную.

( С пафосом) В ПОДСОСЕНСКОМ ПЕРЕУЛКЕ.

"Как говорят великие, каждому по труду, каждому по заслугам"

P. S. Приятель работает на этой должности уже 10 лет, но такого ржача при чтении завещания он не слышал ни разу.

Пауза перед оглашением строчки для Маши и даже интонация были подробно прописаны в сопроводительной записке к завещанию. Юморной был мужик, что сказать....