— Я в середине 60-ых снимал в Польше кино: война, немцы, партизаны. На Краковской площади снимали эпизод как немцы сбили наш самолет, летчик прыгнул с парашютом, а немцы с собаками его берут в плен.

Дубль-1: каскадер прыгнул, приземлился. арестовали.

Режиссер:

— Как-то не то... он плавненько спустился, как диверсант, зрителю его не будет жалко...

Гургеныч:

— А что же вы хотите?

Режиссер:

— Давайте хоть ветра подождем.

Поляк переводчик:

— Проше пана, мы конечно можем подождать, но так для справки, последний раз на этом месте ветер был четыреста лет назад, когда построили эту площадь, она же квадратная и вокруг дома.

Режиссер:

— Тогда перерыв до завтра. Ветер я организую.

Режиссер позвонил в Москву, оттуда в штаб нашей армии в Польше и к утру на площадь въехала зачехленная штуковина, а при ней майор с солдатом.

Режиссер:

— Ну давай майор, снимай брезент и покажи как дует твой вентилятор.

Майор:

— Товарищ режиссер, эта машина секретная, так что я расчехлю ее в последний момент перед съемкой.

Режиссер:

— А какую струю может выдать твоя каракатица?

Майор:

— Всего 10 градаций: от первой самой слабой до десятой, но вам больше первой не потребуется.

Режиссер:

— Майор! генерал мне сказал, что ты поступаешь в мое распоряжение, и все мои слова, для тебя приказы! Не нужно мне давать советов!

Майор:

— Виноват, товарищ режиссер.

Режиссер:

— Пойми, мне нужен ветер не на десятку, а на десятку с плюсом, выжми из своей колымаги все соки. Чтоб это был не просто ветер, а драматический ветер.

Майор сказал: "Есть!" и пошел готовить машину.

Гургеныч закончил вступление, погасил свет и сказал, а вот теперь вы увидите дубль 2...

Летчик выпрыгнул с парашютом и так же как в первом дубле не спеша спускается на площадь. Вдруг, он как бы увидел немцев... и за два метра от земли, с дикой скоростью улетает сначала вдаль, а потом долетев до домов, взмывает вверх откуда прилетел. Немцы, как бы подхваченные воздушной волной парашютиста скачут вдаль как надувные по булыжной мостовой вместе с собаками и мотоциклом. На противоположной стороне площади выдавливаются (все)оконные стекла. Парашютист, слава Богу не пострадал, он приземлился через пару кварталов, а вот "немцев" чуток покоцало.

Когда режиссер пришел в себя от шока, он спросил майора:

— Что это было?

Майор доложил, что это машина для сдувания радиоактивной пыли с боевой техники в случае ядерного конфликта, и на десятом уровне она сдувает все, что весит меньше тридцати тон. Если мы вам больше не нужны, разрешите нам убыть в часть...

композиторы второго ряда: Франческо да Милано, Ганс Нейзидлер, Винченцо Галилеи. Постепенно популярность диска росла, его переиздавали, мелодии исполняли у нас и за рубежом. Как сейчас помню, в детстве, концерт в филармонии, и дама в бархатном платье и с голосом а-ля Левитан объявляет: "Джулио Каччини "Аве Мария", и слушаешь музыку неизъяснимой красоты...

Ну ладно, мы — публика-дура, у нас даже вопроса не возникает, почему в арии только два слова, а где же "Gratia plena Maria" и другие слова молитвы? И ложатся ли они на эту музыку? Но ведь есть же избранные, которые могут извлекать из трубок с дырочками и ящиков со струнами божественные звуки, как же они-то не заметили, что четыреста лет назад композиторы писали по-другому?

Через тридцать лет нашёлся всё-таки человек, Зеэв Гейзель, бывший наш соотечественник, который во всём разобрался. Правда, сделал он это из-за другой мелодии на этой пластинке — "Канцоны", к которой Анри Волохонский написал стихи "Город золотой", и которую замечательно спел Борис гребенщиков. И выяснил, что вся музыка, за исключением народной английской песни "Зелёные рукава", написана Владимиром Вавиловым. Владимир Фёдорович не был членом Союза композиторов, не вписывался в тогдашний мейнстрим, но очень хотел, чтобы его музыка звучала, и в качестве автора записывал кого-нибудь из композиторов прошлого. Говорят, таких "подкидышей" у Вавилова много, и просто необходимо, чтобы его авторство было, наконец, установлено. Не для него, Вавилов умер через три года после выхода пластинки, это необходимо для нас.

рецензию к своему диплому. Шляться я люблю. больше, чем сидеть на одном месте, поэтому с радостью поехала по назначенному адресу. Муж моей руководительницы заведовал лабораторией в Институте Вирусологии. Когда я приехала в этот НИИ, там меня встретила его лаборантка, сказав, что шеф ее вышел, я могу сесть его подождать, только, чтобы я не садилась на стул зав лаборатории. Я посмотрела на этот стул, что в нем такого особенного, я понимаю, ещё было бы удобное кресло, все-же зав лаборатории. Впрочем, через пять минут пришёл и сам муж руководительницы. Пока он изучал мой диплом и писал отзыв о нем, его лаборантка, по законам гостеприимства, предложила мне попить чай с печеньем.

Поскольку мне нечем было особо заняться, да и у лаборантки что-то крутилось на центрифуге, то за чашкой чая она мне поведала необыкновенную историю стула, на котором теперь сидит ее шеф. Когда-то у них в лаборатории сидела одна. работница, которая лет пять пыталась забеременеть, все средства перепробовала. Тут появился этот стул, она пол года посидела на нем, и желательная беременность наконец наступила. Потом пришла дипломница, которая вообще не была замужем, и оп ля, тоже через несколько месяцев наступила беременность. Затем стул достался женщине у которой уже было двое детей, через несколько месяцев и ее проводили в декрет. Тут-то зав лаборатории и заподозрил, что со стулом что-то неладное! Поскольку во всяких НИИ очень плохо с кадрами, и контингент в основном женский, то была опасность, что так вся лаборатория отправится в декрет. И посадил муж моей руководительницы на этот стул старую деву, лет так сорока трёх, которая никогда в жизни ни с кем не встречалась, была мужененавистницей, вообще дама крайне строгих правил, у которой даже помады никогда в сумке не водилось! И эта уксусная дама тоже отправилась за своими предшественницами в декрет! После такого выверта судьбы, зав лаборатории взял волшебный стульчик себе, и не разрешает больше никому на него садиться.