Я беременна, сижу дома, так сказать, в ожидании. И поняла, что я тотальна одинока, я обуза. Если друзьям я не интересна (не могу уже долго гулять, выпивать), родственникам я интересна только в контексте беременности (ой, а какой срок, ой, а малыш шевелится) — и все, других тем нет, гулять со мной неудобно (ты медленная). Про гости или что-то подобное вообще не говорю. Я устала от этого и поняла, что хоть я никогда не была заводилой, но, видимо, я всегда была инициатором дружбы со мной.

Я полиаморна. Это не значит, что я люблю всех подряд, или что я веду беспорядочную половую жизнь. Просто в моём сердечке чуть больше места, чем у всех. И я на полном серьёзе и совершенно искренне люблю одновременно двух людей. Иногда очень хочется с кем-то поделиться всем этим, но в современном обществе это воспринимается как болезнь. Чувствую себя бракованной. Как хорошо, что несмотря на всё это, со мной есть мои мальчики.

У нас есть друзья — весьма забавная семья. Муж не особо нежный, и все эти "зайка-рыбка-паровозик" для него чужды. Но жена очень тонкая и нежная натура. Как-то завела разговор, почему он её ласково не называет. С недавних пор он называет её никак иначе как Землеройка! В нашей компании бытует легенда, что Землеройкой она стала, когда пьяная уснула в песочнице во дворе своего частного дома.

В далеком 1993 было время, когда предприятия выдавали зарплату разными вещами, продуктами и прочим. Маме выдали месячный оклад здоровенной коробкой сушеного лаврового листа. Так как кладовки у нас не было, то этот коробок стоял у нас в спальне, на нем располагались мои игрушки и самодельный кукольный домик. Каждый раз, когда на кухне заканчивалась лаврушка, мама просила меня достать из заветного хранилища новую пачку. Детство было пропитано запахом этой пряности. Со временем коробок начал пустеть, пачки были безжалостно распиханы по полкам и закромам, игрушки переехали на новую полку, а затем и вовсе на антресоли. А вчера закончилась последняя пачка этой лаврушки. Эх, ушла целая эпоха...