Утром в маршрутке я стал невольным свидетелем удивительного диалога. Такое не часто услышишь.
Простуженный мужской голос говорит:
— Ира... Открой дверь, выпусти меня
— Гриша, сиди спокойно — отвечает женщина где-то спереди.
— Ира, открой дверь... Мне надоело.
А народу много в маршрутку набилось — не видно Ириного мужа совсем.
Он помолчал-помолчал и опять за свое:
— Ира, куда мы едем? Открой дверь, мне надоело
— Мы едем к врачу тебя лечить.
Отстань... Сиди тихо....
— Ира, мне надоело. Я устал
— Гриша, сиди тихо, я сказала.
— Ира! Ира! Ира! Открой дверь...
В ответ молчание.
Тетки в проходе переглядываются, головами качают.
Ну, думаю, допился совсем ее Гриша.
— Ира, я хочу есть... Открой дверь...
— Сиди спокойно... Вернемся от врача — поешь...
— Ира, хватит... Открой дверь, выпусти меня...
— Грицю, успокойся. Ты едешь в маршрутке.
— Маршрутка.... Маршрутка... Маршрутка...
Люди вокруг уже вовсю перешептываются.
Кто-то засмеялся.
Я чуть шею от любопытства не сломал- уж очень хотелось разглядеть этого таинственного Григория. Это же до какого состояния нужно себя довести
Но не видно ничего — народ не рассасывается, а больной никак не успокоится:
— Ира, Ира, Ира, Ира!
— Григорий, тебе не надоело?
— Открой дверь, выпусти меня
Снова пауза. И тут возмутитель спокойствия совсем распоясался:
— Голая Ира, голая Ира! Ира без трусов
— Гриша, не разглашай семейные тайны
— Голая Ира... Голая Ира...
— Гриша, ты сегодня останешься без ужина.
— Ира без трусов... Ира без трусов..
— Григорий, я тебе сейчас все мозги вышибу
— Ира, мне надоело. Открой дверь, выпусти меня
Тут уж не знаешь, то ли плакать, то ли смеяться.
И замечание не сделаешь в такой ситуации — дело ведь семейное.
В общем люди молчат, только улыбаются. Когда, наконец, народ вывалил на следующей остановке, оставшиеся пассажиры буквально скрючились от смеха от внезапного зрелища, что открылось их глазам.
Маршрутка притормозила, и я увидел Иру с Григорием. Ира, покрасневшая женщина среднего возраста, в руках которой находилась клетка с огромным попугаем ара.
— Водитель, остановите у ветлечебницы — попросила она.
Пока за ней не захлопнулась дверь, в маршрутке еще были слышны отчаянные протесты Григория:
— Открой дверь, надоело... Голая Ира... Голая Ира... Ир-ра без тр-русов...
— Гриша, ты и завтра без завтрака...
О говорящих птичках... Жил был капитан. Командовал он небольшой краболовной шхуной. Экипаж небольшой, работа очень тяжелая и порой полулегальная. Экипаж суров, молчалив и справедлив. Уставали смертельно, но и зарабатывали не слабо. У капитана была масса обязанностей в рейсе и во время переборки ловушек и экипажем надо было покомандовать. Нервная,
одним словом работа. Но это, так сказать прелюдия, Но вот и сам рассказ.
Однажды удачно сдав на транспортное судно улов свежего краба, шхуна пришвартовалась у причала. У экипажа была короткая передышка в работе.
Все получили зарплату за сданного краба. Получил её и капитан. 500 тысяч иен. Сейчас деньги немалые, а в те не очень сытые времена просто огромные. Пришел капитан домой, похвастался перед супругой. Не задумываясь куда-то пристроил деньги и... ну одним словом слегка отвлёкся после разлуки. Когда супруги вернулись в этот мир и решили пересчитать получку, то не обнаружили одной купюры в 100 тысяч иен?!
Выяснилось, что в спешке капитан положил тоненькую пачку иностранных купюр на клетку любимого попугая. Попугай был вроде как бы говорящий, но никогда и ничего не говорил. Но птица жила в любви и достатке и пользовалась всеми правами любимца семьи. Так вот купюра была обнаружена в лапе попугая. Не лишенная художественного вкуса птичка, своим острым как ножницы клювом, сделала аккуратные фестончики по всему краю красивой бумажки. И стала японская денежка похожа на почтовую марку. К слову сказать это было вообще любимое занятие попугая. Так вот не верю, в то что попугая учат говорить долго и процесс этот длительный и трудный.
Попугай у капитана научился разговаривать сразу и на всю оставшуюся жизнь.
"Да ты чё? Да ты чё в натуре! Три якоря тебе в жопу..! В кляре сжарю, падла! Да ты чё! "
Стотысячную купюру потом обменяли в японском банке.
Фраза — Да ты чё — надолго стала любимой не только у экипажа, но и у всех, кто знал эту историю. НЕ любил её только капитан.
Театр им. Вахтангова на гастролях в Греции. Годы были, как потом стали говорить, "застойные", так что при большом коллективе — два кэгэбэшника. Всюду суются, "бдят", дают указания. Перед началом вахтанговского шлягера "Принцесса Турандот" один из них подбегает к Евгению Симонову, главному режиссёру театра, и нервно ему выговаривает: "Евгений Рубенович, артист N пьян, еле на ногах стоит, это позор для советского артиста! У меня посол на спектакле и другие официальные лица!".
Симонов, убегая от надоевшего до чертей кэгэбэшника, прокричал на ходу: "Мне некогда, голубчик, разберитесь сами!".
Тот бежит в гримуборную. Артист N, засунув голову под кран с холодной водой, приводит себя в творческое самочувствие. Стоя над ним, гэбэшник звенящим голосом провозглашает: "Артист N! Официально вам заявляю, что вы сегодня не в форме!". На что тот, отфыркиваясь от воды и еле ворочая языком, ответил вполне в стиле "Турандот": "Ну и что? Ты вон тоже в штатском!".
История случилась вчера — 1 апреля 2011 года. Не был бы участником не поверил бы.
Закончилась наша командировка и мы — два проверяющих — мчимся на такси на ж/д вокзал и опаздываем на 4 минуты. Ну как бы все — билеты сдавать, ждать следующего поезда. А было нас двое — самозваный начальник да я.
Место действия
— город Черновцы. И тут у меня взыграло — не бывать такому! Догоним поезд! Я вспомнил, что поезд очень медленно тащился последние 50 км перед Черновцами и предположил, что и назад, по дороге из Черновцов, тоже будет тащиться. И пока начальник гордо выхаживал в раздумьях по перрону вспомнил железнодорожную юность. Неподалеку стояла желтая мотодрезина с краном — еще советского производства. Я подошел к мужикам и объяснил ситуацию — денег нет, перекупить билеты не за что — помогите бывшему коллеге. Мужики оказались что надо — настоящие добросердечные украинцы: связались с диспетчером и испросили разрешения проехать до станции Кицьман за какой-то железякой. Диспетчер дала добро.
Я влез на дрезину и позвал своего важного начальника. Тот сначала не поверил происходящему, но потом взобрался с важным видом. Дрезина затарахтела и мы помчались на всех парах догонять поезд. Мы — это четверо мужиков и я с начальником. Я рассказал мужикам, что когда-то работал на железной дороге и на путях вести себя умею. Ну, короче, летим. Проехать надо было где-то так с 20 км. Летим — вдали показался хвост ползущего состава. И тут дрезина начинает чихать (то есть дизельный двигатель дрезины). Несколько чихов и двигатель глохнет. Все — амба. Мы стоим посреди дороги, поезд медленно уползает вдаль, вокруг поля — даже попутку не наймешь. Начальник начинает меня пилить. Важно и значительно. Мужики нас успокаивают — щас мы спустим ручную дрезину и поможем вам догнать поезд. Запускают в действие кран и спускают на рельсы ручную дрезину с ручагом посредине. Ну, я ко всякому привык, но тут даже я начинаю обалдевать от странности происходящего. Спускаемся с начальником на ручную дрезину, за нами в помощь два дядечки. Двое остаются запускать двигатель. Дальше картина как в ускоренном кино — бешенно качающие рычаг четверо мужиков в мыле догоняют железнодорожный состав. Не хватает только музыкального сопровождения соответствующего.
Но самое главное — мы начинаем нагонять поезд! Когда до Кицьмана остается остается с полкилометра нас догоняет завевшаяся дрезина, но поднимать ручную дрезину на борт поздно — не хватит времени. И вот такой кавалькадой мы прибываем на станцию: состав, четверо мужиков на дрезине, отчаянно качающих рычаг, и мотодрезина, тарахтящая и тутукающая кому-то впереди. Мы хватаем с начальником сумки и летим к поезду. Сзади спешат мужики в оранжевых робах и машут станционному работнику, чтобы задержал поезд. У дверей вагона теплое прощание, слова благодарности, предлагаем деньги. Мужики отказываются от денег и с добрыми выражениями на лицах отходят в сторонку. На дрезину грузится тележка с рычагом. Поезд трогается и мы уезжаем в Киев. Я вспоминаю, что сегодня 1 апреля и звоню жене. Вы думаете она не поверила? Как бы не так! Еще и рассказала детям, а те своим друзьям. Поверили все! А я вспоминаю и не верю!!!
Первой моей серьезной работой в ранней молодости была работа секретарем директора банка. По совпадению, незадолго до того я переехала в отдельную квартиру и стала жить отдельно от родителей. Можете себе представить, как я была горда и счастлива- я уже взрослая! При хорошей работе и квартире! И это пьянящее чувство свободы- хочу, заправляю
постель по утрам, ну а нет- так нет, хочу- готовлю себе нормальный ужин, а нет желания- так пиццей из магазина перебьюсь. У каждого, знаете, свое собственное понимание свободы и ее проявлений.
И вот собираюсь я как-то утром в один из первых дней в жуткой спешке на новую работу. Уже в дверях зазвонил телефон, но я отвечать не стала- не хотелось опаздывать. Прилетаю на рабочее место- а там тоже телефон разрывается. Хватаю трубку с дежурно-приветливым "Приемная дирекции банка, чем могу помочь?". А это папенька родной, озабоченным голосом: "Доча, ну как ты там? Я тебе утром домой звонил, но ты уже ушла. Хорошо спала? А ты позавтракала? А чем ты позавтракала? Оладьи? Там много сахара и жира, но все лучше, чем бутерброды с колбасой (ага, щаз, позавтракала. С собой я эти оладьи взяла, на работе завтракала. Но скажи я ему правду- на такую бы проповедь о здоровом питании на полчаса нарвалась!) А сколько оладий? Ты худенькая, должна хорошо питаться. Вечером приходи к нам ужинать, у нас борщ будет, ты обязательно должна хотя бы раз в неделю есть суп". Я переминаюсь с ноги на ногу, пытаюсь побыстрее свернуть разговор- работа не ждет, да и вообще- что это за звонки на работу и расспросы, я ведь уже большая девочка!
Кладу трубку, поворачиваюсь- и обмираю. За спиной стоит мой непосредственный начальник, директор банка, и всю эту сцену под названием "Любящие родители с тревогой наблюдают за первым полетом их неопытного птенца" с интересом слушает. А потом улыбнулся по-отечески и весело так говорит: "Боже, как я его понимаю! У самого сын в прошлом году из родительского гнезда выпорхнул в самостоятельную жизнь. Так я ему тоже первые месяцы регулярно на работу в оперный театр названивал. С точно такими же вопросами. "
