Я постоянно хмурюсь. Просто родилась с недовольным выражением лица. Стояла на остановке — автобуса долго нет, замерзла. И так рожа тяпкой плюс еще и настроение такое, что хочется убивать. Подъезжает автобус, из него выходит парень, идет мимо меня вразвалочку, такой кидает мне: "Ты лицо попроще сделай", — и идет дальше. И тут я не знаю, что на меня нашло, даже подумать не успела, резко разворачиваюсь, заношу ногу и даю ему смачного пендаля под зад. В следующую секунду, когда увидела его озверевшее лицо, поняла, что мне [ман]да. Понеслась к автобусу, запрыгнула в закрывающиеся двери. А потом расхохоталась от души, глядя на него через стекло.

А вообще я вполне приличная и спокойная девушка, учусь на педагога:)

Когда училась в колледже, на одной из пар по этике стала предметом обсуждения для своего преподавателя и одногруппников. Нам дали задание: "Как бы вы поступили, если бы рядом с вами человеку стало плохо, и понадобилась бы ваша помощь?" Некоторые рассказывали случаи из жизни, как помогли. Я рассказала свой, как в соседнем вагоне в метро человеку стало плохо, и просили тех, кто может помочь, прийти. К тому времени я уже умела делать и закрытый массаж сердца, и искусственное дыхание.

На вопрос преподавателя: "И что ты сделала?" Я ответила, что включила музыку погромче и доехала до своей станции. Тут же поднялся ропот, что это не этично, будущая медсестра не должна себя так вести.

На мои же ответные вопросы: "А кто потом меня "специалиста" без диплома будет из судов вытаскивать? Вот, сломаю я этому пострадавшему рёбра — силы-то у меня хоть отбавляй, кто за меня заступится? Вы, преподаватель, который сейчас меня отчитывает, или мои бедные родители будут меня за такую услугу вытаскивать?" — никто не ответил.

Я получила по этике своё отлично, хотя понимаю, что не донесла до людей реалии этой жизни. Так они и будут преподавать, мол, делайте людям добро, но из говна будете вы сами выплывать.

Работаю персональным ассистентом генерального директора-экспата в достаточно крупной компании в Питере. Татухами у меня забиты руки, ноги, спина и грудь, но этого никто не видел за два года. Я тоже ношу белый воротничок, юбку и каблуки. Вечером я переодеваюсь в джинсы/кеды и бегу на тренировку по кикбоксингу, после бассейн, душ и домой к мужу — джазовому контрабасисту.

Недавно ездила в командировку с генеральным, и он случайно увидел одну из моих татух на руке. Он очень удивился и спросил, почему я раньше ему об этом не рассказывала, после чего показал офигенскую "треш-польку" на спине, сказал, что теперь я "в его команде". Оказывается, у нас и зам директора и финансовый тоже с татуировками. Теперь ходим на тренировки вместе. И мне повысили зарплату. На новые татухи.

С утра отключили свет. Гневу не было предела, как же, лишили интернета. Полезла в шкаф, где когда-то лежали свечи, нашла коробочку со старыми открытками, советскими удостоверениями, инструкциями к бритвам и лампам. Среди этого бесполезного ностальгического хлама оказалось потрепанное письмо моего отца маме и моей годовалой старшей сестре. Он был в командировке, а они, кажется, уехали отдыхать. Папа писал, как скучает, как стало пусто в комнате без его любимых девочек; рассказывал, что делал каждый день их отсутствия. Он звал маму ласково по имени... Всё письмо было проникнуто такой нежностью и любовью, какую только может сохранить бумага, спустя тридцать лет.

Я ничего не знаю о том времени, моя мама умерла слишком рано, чтобы мы успели стать подругами, а с папой после ее смерти мы очень отдалились друг от друга. Это письмо стало приветом оттуда, из далекого, совсем неизвестного мне прошлого, из времени, когда, черт возьми, все были счастливы. Спасибо, что с утра мне отключили электричество.