Удивлена, что я практически местный. Говорит, что здесь очень редко водители не требуют денег. Сама с Урала, но судьба закинула её сюда давным-давно, да и то через многолетнее заключение. Рассказала бы, но уже приехали. Почта.

Достала из сумки гроздь винограда, угостила меня. Пожелали мы друг другу дежурных благ и расстались.

Несколько дней я просто мучился, вспоминая бабулю. Не выдержал однажды и поехал в тот посёлок на почту. Прошу вспомнить, проверить, какая старушка получала пенсию в то утро. Не хотят ковыряться, искать. Тут меня осенило – виноградом, говорю, вас она, наверняка угостила.

— А! — воскликнула женщина за стойкой. — Так это Елизавета Даниловна с хутора К Маркса.

Так я нашёл попутчицу.

А теперь, вкратце, история.

Жила в одной уральской деревушке девочка Лиза. Работала, как и все в поле. Серпами жали хлеб. Упавшие зёрна тайком отправляли в рот. Очень боялись, но голод был сильнее страха — с 1932 года действовал "знаменитый" Указ "О трёх колосках".

Видел учётчик или нет — неважно, но подбежал к Лизе, схватил за волосы, привёз в контору и велел звонить в район. Дали десять лет. Могли и расстрелять.

Два года шила телогрейки. Началась война. Ассортимент расширился — в моду вошли шинели. Замечаний не было и стали Лизе доверять работы и за пределами зоны. Однажды отправили её с группой на станцию перегружать продукцию. Работы шли в спешке. Военные и железнодорожники ругались и грозили друг другу неприятностями. Поезд стоял на парах. Какая-то страшная тоска вдруг толкнула Лизу в загруженный вагон.

Покинула вагон в новой телогрейке уже на правом берегу Волги. Повезло поменять телогрейку на старое пальто и кусок хлеба. Немцев отогнали уже далеко. Подалась на юг. Документов не было, но до сих пор везло. В Астрахани удалось остановиться работать в больнице. По-настоящему повезло, когда главврач похоронил, как неизвестную, умершую женщину, а Лизу, выздоровевшую, "выписал".

И отправилась дальше на юг уже не Елизавета Даниловна, а Лидия Алексеевна. С ребёнком под сердцем.

Остановилась на Кубани. Прижилась. Родила сына. Работала в колхозе. Годы полетели.

Дояркой Лидия Алексеевна стала передовой. Отмечали её на каждом собрании. Постоянно была на Доске Почёта в районе. А однажды, уже в конце 70-х, её представили к награде.

Вручать медаль приехал на собрание первый секретарь райкома. Очень хвалил, как водится, благодарил за доблестный труд и спросил, чего она желает от руководства колхоза или даже района. Пообещал выполнить любую просьбу.

Лидия Алексеевна поблагодарила всех, отказалась от всех благ и… на глазах всех селян, руководителей и собственного сына рассказала эту историю и попросила вернуть ей её имя.

Можно ли представить, что в нашей измученной стране, человек, переживший такое, мог испытывать самое настоящее счастье.

вперед лицом, а она соответственно вперед спиной. И получается, что сначала я что-нибудь вижу, а затем уже она, ну там верблюдов, сурков, а на что там еще смотреть, деревьев то там нет, скукотища вобщем.

И вот в поле моего зрения показывается ослик (или ишак? не знаю, я не биолог). И у этого ослика висит большое ослиное достоинство, кто не видел поясню: ну как пятая нога, с той лишь разницей, что на конце нет копыта и до земли не достает сантиметров 15-20. И тут до меня доходит, что Танюшка этого ещё не видит и я решаю проследить за её реакцией, когда ослик доедет до Татьяниного угла обзора.

И вот значит подъезжаем, глаза у Танюшки становятся, как чайные блюдца, челюсть съезжает в область пупка и взгляд следит за осликом не отрываясь и не моргая. Я еду и улыбаюсь, как "чеширский кот", смеяться нельзя, т. к. тогда будет конец наблюдениям. Танюшка продолжает следить за осликом и, по мере удаления от объекта наблюдений, поворачивает голову все дальше и дальше, и вот когда ослик исчезает из виду, голова поворачивается по инерции и взгляд Татьяны фиксирует мою довольную рожу.

Что тут началось и размахивание кулаками и крики "дурак" и пр.

А я чё, я ничё, я просто смотрю не только в окошко, но и по сторонам, человек ведь тоже интересный объект для наблюдений.