О тщете напрасных ожиданий.

А вот у кого еще все главные события жизни проходили совсем не так, как ожидалось? Может, не один я такой?

Вот, советская школа. Незыблема, как лето у бабушки. Десять лет. И уже классе в восьмом ее окончание представлялось как.. ну как дожить до 2000 года! Прикинь — все мы будем взрослыми! И никто тебе слова не скажет! Хочешь — кури! Хочешь — телек смотри!

Ага, щас.

Никем не замеченный последний урок — и все. И стало еще хуже. Экзамены выпускные — вступительные, баллы, какие-то общаги.... И вот школа, с такими важными и страшными учителями, за пару месяцев тихо исчезла, как детсадовская песочница.

Потом пять лет института. Боже, сколько событий тогда случилось! По числу эмоций это время побьет последующие сорок лет. И окончание такой жизни тянуло ну минимум на месячный загул! Казалось бы. Ан нет. Уже к диплому половина переженилась, поскучнела, и вся вальпургиническая гульня выродилась в недолгую вечеринку впятером. Причем на чемоданах. Пропал, блин, Ершалаим!

Мечты об особом торжестве перехватила армия. Зона особого внимания. Не знаю, как не рехнулся. За весь срок в непобедимой только раз были стрельбы, где выпустил аж три патрона. А дембель, который представлялся ну как минимум бразильским карнавалом, на деле оказался никаким. Меня задержали за косяки, и уходил я в одиночестве. Лишившись сомнительного удовольствия блевать в плацкарте с братами по казарме. Не делал ни альбома, ни веревочных приблуд на грудь, как было принято. Просто однажды обнаружил себя стоящим с дурацким чемоданчиком за КПП. На почте забрал посылку с гражданской одеждой, взял такси до вокзала, и по дороге переоделся. Оставив таксисту парадку с ботинками, а себе — сожаление о потерянном времени. И всё!

(Кстати о карнавале. Побывал в Рио по работе. Застал там день перед праздником. Не дай бог никому! Расслабился только в самолете, уносясь на хрен от этих пляшущих обдолбаных Шариковых)

Но вернемся к скулежу по обманутым ожиданиям. Они ведь и не думали прекращаться. Все проекты на работе, даже великие и многолетние, заканчивались до обидного серо. Очень похоже на досаду, когда сподобился узреть в Лувре Мону Лизу. Маленькая невзрачная картинка за стеклом, а вокруг толпа. Или как лицо у бывшего начальника цеха, зашедшего в свой комбинат через месяц после ухода на пенсию. Он стоит, ловит взгляды, а окружающим на него насрать...

Мне понадобились годы, чтобы, наконец, дошло. Может, так и должно быть? И все великие вещи вот так обыденно и должны случаться?

Школьником я выписывал "Технику-молодежи". И там часто печатали пафосные картинки про ракеты, стартующие с Марса. Или городах будущего под водой. На них всех красивые люди широко улыбались и махали руками. А так быть не должно. Постоянно ржут только идиоты. Мало-мальски уважающий себя человек оперирует радостью внутренней.

Я живу так долго, что учился писать в прописях, макая ручку в чернильницу. Сидя за партой, на которой были бугры от многократного перекрашивания. И у нее еще следовало поднимать доску, чтобы влезть внутрь. А сейчас могу, примостившись у костра в лесу, диктовать тезисы в телефон, который превратит все в пространный и логичный текст, вставит по смыслу цитату, переведет на другой язык, и отправит коллеге на соседний континент. Разве это не одно из чудес, которое пришло незаметно? А сколько еще вокруг?

Что остается — это признать свою глупую ошибку. И перестать ждать вождя, который выйдет на гору и объявит праздник.

Радуйтесь нау.

Как ни пошло звучит, но для здорового человека, да еще сытого, да на свободе, каждый день в наше время — не что иное, как счастье.

Пока не накроет ракета.

Вика Чута. ЧутА – правильно – с ударением на последнем слоге… Одно из тех воспоминаний, когда снова и снова беспомощно разводишь руками.

1988. Еще сдавая вступительные экзамены в университет, познакомился с ней. Светловолосая, красивая (а какой ещё может быть понравившаяся девушка?), худенькая, но с широкими бедрами, выразительно-немаленькой грудью

Однажды...

Лет в тринадцать я заболел. Жутко. Так что не рукой ни ногой пошевелить не мог. Вот прям лежи и помирай. Что кстати я и делал, мысленно попрощавшись со всеми родственниками и друзьями. Жалко ли мне себя было? Да не то слово. Помимо жалости была еще и обида, ну как же так ведь погибал молодой цветущий организм. Которому еще жить

В городе детства встретил одноклассника, и тот рассказал историю о другом нашем однокласснике В.

Они однажды встретились, разговорились, и В. пожаловался, что после закрытия механического завода работает сторожем.

О, — радостно говорит другой одноклассник, — а я работаю в техцентре погрузочной техники, и нам как раз нужен менеджер на склад.

В. пошёл по рекомендации на собеседование.

Ничего не предвещало беды — ну годы поизмывались над внешностью, а так мужик мужиком, пусть и одет бедненько.

На собеседовании В. рассказал, что закончил технический университет, на заводе дорос до нач смены, завод обанкротился.

— А как у вас с компьютерами? — поинтересовался кадровик.

— Да ни разу! — ответил В. — Компьютеры же от дьявола, их скоро запретят.

— Аааа, — сказал кадровик, — ну ладно, идите.

В достопамятные советские времена довелось мне ехать на поезде из Москвы в Братиславу. В купе со мной оказалась армянская пара – муж и жена. В дороге подружились. Муж даже угостил меня очень хорошим армянским, естественно, коньяком.

Когда остановились на границе (станция "Чоп"), то в бутылке оставалось немного коньяка – грамм пятьдесят. Я еще подумал – слезы. И не ошибся – примета сбылась.

В купе входит таможенник, спрашивает, что везем, просматривает декларации, оглядывает купе, останавливает взгляд на бутылке, берет пустой стакан и выливает в него остатки коньяка. Из бутылки выливается коньяк и... довольно толстая и длинная золотая цепочка!

Мою армянскую пару попросили собрать все свои вещи и отправиться в помещение вокзальной таможни, где был проведен тотальный шмон, как они мне потом рассказали, когда сменили колеса у вагонов и мы поехали дальше уже по Чехословакии. Что у них еще нашли и как они отмазались – я не спрашивал, а они не рассказывали.