конечно себя показать, в тайне надеясь, что найдут свою вторую половину. Дни проходили быстро и по плану, который им посоветовали знакомые, уже побывавшие в Алма-Ате, у них осталось два пункта, которые нужно исполнить в оставшиеся два дня — съездить в урочище Медео, где находится всемирно знаменитый высокогорный каток и перед отъездом посетить знаменитый парк имени М. Горького с его аттракционами, чехословацким Луна-парком и многочисленными кафешками с разнообразной восточной и европейской кухней.

Так вот в предпоследний день, покатавшись на коньках и продолжив гуляние вокруг катка Медео, подружки заметили двух симпатичных парней. Их непринуждённые, излучающие оптимизм лица вызывали доверие и девчата решили, что если они подойдут знакомиться, то непременно познакомятся. Но ребята, как-то вдруг одновременно посмотрев на часы, заспешили и быстро сели в уходящий автобус. "Какая жалость" — подумали девчата, особенно Гуля, которая даже поделилась с подружкой, что ей очень понравился парень в белой рубашке.

Каково же было удивление подружек, когда на следующий день вечером, уже собираясь уезжать из парка Горького, они вновь увидели этих парней, позирующие пожилому фотографу, на выходе из парка. Девчонки тоже сразу решили сфотографироваться, но пока они подошли, молодые ребята уже расплатились, оставив местному "шрайбикусу" свой адрес, по которому тот должен был выслать фотографии. Девчата попозировали фотографу и вместе и отдельно, не оставляя без внимания ребят, которые стояли в очереди за квасом. Но тут подъехал шестой номер троллейбуса и ребята резко выпив свои порции кваса сиганули в него. Троллейбус тронулся, оставив девчонок опять одних. Оформив заказ, подружки без настроения двинулись в сторону остановки. На Гуле не было лица от произошедшей досады. В этот момент Света, взглянув на огорчённую подругу, резко развернулась и вернулась к недавнему фотографу, вытащила кошелёк, что-то сказала ему. Тот утвердительно кивнул головой, записывая в блокнот. Когда Света вернулась к подружке, то объяснила, что заказала ещё одну фотографию — для родителей, после чего девчата поехали готовиться к обратной поездке.

Прошло месяца три. Потекли трудовые будни и теперь только изредка подружки обменивались о прошедшем отпуске, а Гуля всё чаще была не в настроении. Но в один из осенних, дождливых дней в квартире Гули раздался звонок. Открыв дверь она опешила. На пороге стоял тот парень в белой рубашке с букетом гладиолусов... Здравствуйте, я — Ильяс.

А на Новый год они поженились. Дружкой была — Света, а другом — Марат, тот парень, с кем Ильяс гостил в Алма-Ате.

Всю правду потом рассказала Света. Это она заказала ещё одно Гулино фото и попросила отправить фотографа эту фотографию по предыдущему адресу, которое оставили ребята, с расчётом если Гуля понравится, то тот парень наверняка найдёт её, а если нет, то не судьба. Когда фото пришло к Ильясу, он очень удивился, ещё удивился больше, что фото сделано в один день с его фотографиями. А через некоторое время всё чаще стал рассматривать это фото, чтоб взглянуть снова на эту милую девчёнку. В конце концов он написал письмо фотографу с просьбой выслать адрес девчат. По счастливой случайности адрес у фотографа не пропал и он великодушно выслал его заочно влюблённому парню. И самое главное они все оказались с одного города. Ну а дальше — дело техники.

Ведь в ней побывала вся страна. В общем, о чём это я: меня тётя обеспечивала путёвками в разные летние лагеря, изредка даже ведомственными: где требовались вожатые, туда же преподавательский состав института сбагривал на каникулы своих детей.

Дело было в конце августа, я как раз вернулась после тётиной путёвки из самого лучшего лагеря на свете (не подумайте на Артек): там был полный бардак! Дисциплина формальная, режим плавающий — лишь бы детей вовремя накормить — мероприятия импровизируются на ходу и получаются просто шикарными. Вечером попеременно кино и дискотека. А в остальное время мы, "хозяева лагеря", чувствовали себя, как вольные пеликаны в пампасах — а пампасы в лагере и его окрестностях были огого! — набитые малиной, земляникой, черёмухой и тайными штабами. Нашими. В них "юные пионеры" играли в карты, в войну, курили бычки и изредка сигареты, между затяжками непринуждённо жонглируя междометиями — чувствовалось, что папы у них были подковаными в этом на все ноги — задние и передние. И нас, ясноглазых детей преподов, лихие индейцы, конечно, обучили всем этим тонкостям. В меня там влюбились двое мальчишек — в первый раз в жизни! И сразу двое! Это только десятилетним девочкам под силу заценить. А в десять лет всё всерьёз. Хотя, им-то было уже не десять, оба были старше меня — девочки, плачьте — на два года! И в мою подружку тоже влюбились двое — наш пионер и местный — и всё это добавляло к нашей роскошной вольной жизни бурю романтики и экшена.

Увы, всё хорошее мигом кончается. И вот, я вернулась в деревню, к тётке, в глушь, в Москву. В ней ещё немножко было лето, но такое блёклое — хоть плачь, с единственным для меня теперь развлечением — покататься с моей одноклассницей Анютой на великах. Грусть-тоска, а что делать — созвонились, договорились.

Через полчаса подъезжаю — вся такая по-ковбойски обветренная, в шортах, майке и кедах — к месту встречи. Издалека вижу, что что Анюта уже на месте, но с какими-то проблемами: в неё вцепился пожилой довольно-таки дядька, схватил велик за руль а, чтоб не уехала, переступил через переднее колесо и ногами его зажал. Старый, весь в морщинах, а туда же — в маньяки. Аньку уже за руки хватает. И лицо фактурное. В общем, пора спасать.

Гоню во все лопатки и колёса, резко, с разворотом торможу возле них и говорю грубо и даже так сипло:

— Эй, ты, дядя, а ну, отпусти её!

Дядя ко мне обернулся, смотрит и на меня тоже с интересом, но Аньку не отпускает. Тогда я рявкаю:

— Кому сказано, убери свои клешни! И... — дальше чешу отборными идеоматическими оборотами, почерпнутыми в детском санатории труда и отдыха. Вставляю туда про то, что вон за тем поворотом ещё наши ребята, сейчас они подъедут, и... дальше опять обороты — про то, что они с ним сделают. В общем: НАС СОПРОВОЖДАЮТ 2 КРЕЙСЕРА, 6 ИСТРЕБИТЕЛЕЙ, 4 ПОДВОДНЫЕ ЛОДКИ И МНОГОЧИСЛЕННЫЕ КОРАБЛИ ПОДДЕРЖКИ.

У мужика глаза поспели, как крыжовник, челюсть на груди, со стороны мы вообще картина с маслом: стоит девочка, ножки-спички, ручки бантиком, с велосипедом, и заваливает дядю с пухленькой девочкой отборными шматоблоками.

Ну вот, наконец я ему всё высказала и жду реакции. Тишина. Потом дядя говорит слабым голосом:

— Вы Маша?.. А я Аполлон Викторович.

Анюта тоже подбирает челюсть и говорит:

— Маш, не бойся. Всё хорошо. Это мой папа.

Я, тихонько-тихонько, как мышка:

— Ой... Простите...

Ну да, у неё же ещё отчество такое смешное, весь класс не переставал шутить — Аполлоновна.

Вот так я и познакомилась с её папой — само собой, Аполлоном. Интеллигентом, Бог знает, в каком поколении, поэтом, человеком энциклопедических знаний. Когда я подъехала, он Анюте на велике руль выравнивал.

Если у них застолье, и я в гостях, он обязательно рассказывает эту историю, хоть под стол прячься: вечно он это вспоминает и наверняка опять всё слышит, как наяву, хоть полностью, конечно, не озвучиватет. Звучит это у него так:

— Мы правили велосипед. Тут Маша подъехала и вступилась за Аню — думала, что я маньяк. — И он всегда при этом неудержимо улыбается: — Просто как тигрица на меня набросилась, я даже испугался. Ну, вот, так разволновалась за Аню. А я за неё после этого меньше стал волноваться. — И поднимает за меня тост.

С тех пор не ругаюсь матом.

Да! Если ещё не догадались: мой любимый на все времена лагерь, откуда я тогда вернулась, был от МВД (Министерство Внутренних Дел, милицейское начальство). Назывался он Дзержинец. Вся обслуга, вплоть до поваров, там состояла из дембелей от примыкающей военной части.

И путёвки туда были у тёти только в то единственное лето...