и ничто не может заставить меня злиться и огорчаться.

— Даже я?

— Представь, что ты Жак Кусто и в толстенной железной клетке погружаешься на глубину прямо к акулам.

Они заметили тебя, нарезают круги, свирепо вращают глазками, ломают зубы о стальные прутья, показывают тебе очень неприличные акульи жесты, пытаясь разозлить и выманить тебя из клетки, а ты паришь себе, покачивая ластами и любуешься: — "Ух ты, ух ты, вот это харя, а у этой какая миленькая расцветочка. С этим ощущением, в любой автомобильной пробке, ты не будешь нервничать и материться, а будешь просто любоваться хищными глубоководными рыбами на раздолбанных, глубоководных "девятках"

Понял теперь?

— В общих чертах. Спасибо учитель.

Шура, важная и довольная своей педагогической миссией, вышла из комнаты, но тот час же вернулась обратно и сказала:

— Про Кусто с акулами забудь, я вспомнила совсем простое объяснение. Быть в центре позитивного внимания – это значит быть полной противоположностью Анне Петровне.

Тут Шура совсем загордилась и уже окончательно покинула комнату.

Объяснение и вправду было необходимым и вполне достаточным.

У меня вопросов больше не было…

Но если они остались у кого-нибудь из вас, с удовольствием объясню:

Анна Петровна – это первая няня нашего сына.

Есть такие люди, которые никогда и ничем не бывают довольны. Даже если они находят огромный сундук с золотыми монетами, то до конца своей жизни грустят и ноют, вспоминая – как все-таки нелегко было его выкапывать.

Так вот, наша Анна Петровна – королева этих несчастных людей, или скорее – эталонный метр негатива и хандры.

Приведу один маленький пример ее неравной борьбы с судьбой – злодейкой:

Однажды мы делали большой телевизионный проект и наши спонсоры в виде поощрения, каждому члену съемочной группы выдали по одной детской путевке и никуда ни-будь, а в пионерский лагерь "Орленок". А поскольку моя жена тоже была членом группы, то в наших руках аккумулировалось целых две путевочки.

Вернувшись с работы домой, мы быстро посовещались вопросительными взглядами и кивками и вручили свои путевки незабвенной Анне Петровне, чтобы она могла отправить на отдых своих дочерей: двенадцати и четырнадцати лет, которые (!) до того момента никогда в жизни не видели моря…

Анна Петровна сто раз переспросила "что и как", огорчилась, что медосмотр и анализы могут влететь в копеечку и ушла домой, еще раз на ходу перечитывая надписи на путевках.

Только когда за ней закрылась дверь, мы обратили внимание, что она так и не сказала: -"Спасибо".

Это было даже забавно, ну, мало ли, переволновалась, потом скажет…

…Прошел месяц, дети наших сотрудников вернулись загоревшие и веселые, еще бы не веселиться – так отдохнуть, да еще и бесплатно.

Вот только Анна Петровна ни словом, ни жестом не обмолвилась: приехали — не приехали, понравилось — не понравилось.

Шурино любопытство наконец лопнуло и она спросила:

— Анна Петровна, как дочки-то ваши на море съездили? Понравилось им?

Анна Петровна посмотрела куда-то в пол, на ее лице вдруг отразилась смертельная тоска и ужас, как будто обе ее дочери утонули, а Шура бередит и без того свежую рану…

Так она постояла еще некоторое время, потом медленно подняла глаза полные слез и ответила дрогнувшим голосом:

— Ты спрашиваешь – Как съездили? Как съездили? Да ужасно съездили! Даже вспоминать не хочется. В поезде, на обратном пути, всех повели на обед, а после, дочки вернулись к себе в купе и тут же вспомнили, что свои кепки забыли в вагоне ресторане. Кинулись туда, а кепок и след простыл. А ведь какие хорошие были кепки, им в лагере в последний день подарили, с надписью "Орленок". А ты еще спрашиваешь: — "Как съездили? "…

Ще…

Я резко перебил эту пламенную речь и ответил:

— Юра остановись, ты наверное чего-то недопонял. Запомни раз и навсегда: ты – обычный рядовой солдат, мы с мамой — капитаны, а вот бабушка – целый полковник, так, что с жалобой обратился ты не по адресу. Тебе остается только терпеть и стойко и мужественно переносить все тяготы и лишения при чтении умных книг. Знай, что бабушка всегда права, она тебя любит и плохому не научит.

Но ты не переживай, время не стоит на месте, когда-то и ты станешь мудрым полковником, но будешь со смертельной грустью вспоминать те милые времена, когда ты был маленьким и беззаботным рядовым солдатиком… Поцелуй бабушку, помиритесь и я поеду.

…Я уехал с дачи, а вечером того же дня, оказался в длинном, грязном подземном переходе.

Рядом со мной, маленькая бабушка с двумя тяжелыми сумками, семенила за своим внуком лет восьми.

Авторитет этой несчастной бабушки стремился к абсолютному нулю. Так бывает.

У внука на плече висел цветастый рюкзак, одна шлейка рюкзака расцепилась и длинным хвостом тащилась по грязному полу.

Бабушка слезно просила:

— Олежек, посмотри, за тобой ремешок тянется, остановись и подними.

— Пусть тянется, отстань.

— Замараешь ведь, подними, послушай бабушку.

— Ничего, это мой рюкзак, хочу и пачкаю.

— Как ты с бабушкой разговариваешь? Люди же смотрят.

— Мне пофиг, пусть смотрят.

— Олежа, а если наступит кто на твой ремешок? Ты ж ведь и упасть можешь.

— Что ты болтаешь? Кто наступит?

В этот момент мне вспомнились: скрытно плачущая теща, недочитанный Салтыков-Щедрин, архаровец – сын…

Я решился и быстро сделал три широких шага в сторону халтурно-воспитанного Олежи.

Конечно же я не мог не наступить на желтенькую шлейку, рюкзак моментально слетел с плеча и ухнул во влажную грязь, да и сам Олежек с трудом удержался на ногах. Его развернуло и чтобы не упасть, пришлось ему — бедолаге, растопыренными ладошками схватиться за пыльный пол.

Бабушка завелась с полоборота и начала на меня орать:

— Слепой что ли?! Ну, разве ж так можно?! Куда несешься!? Смотреть нужно! Чуть ребенка не задавил, слоняра!

Она обняла своего готового разрыдаться внучка, прижала к себе, погладила по спинке, шепча ему на ухо что-то успокаивающее, потом вдруг глянула на меня, кивнула одними глазами, чуть заметно улыбнулась и беззвучно прошептала: — "Спасибо"…

наукой, искусством, должен сделать выдающуюся карьеру на государственном поприще, а не прожигать жизнь в объятиях иностранной авантюристки.

В апреле 1874 года разразился грандиозный скандал: из киота семейной иконы, находившейся в спальне Александры Иосифовны в Мраморном дворце, исчезла бриллиантовая звезда. В ходе следствия выяснилось, что пропавшие бриллианты сдал в ломбард адъютант великого князя Варнаховский... Семья решила, что на страшное святотатство и воровство Николу толкнула жадная до денег американка. Николай Константинович вину признал, хоть и не сразу. Дело, бросающее тень на всю царскую семью, замяли, великого князя признали сумасшедшим и отправили в ссылку. Художественную коллекцию Николы, в том числе и прелестную копию известной скульптуры "Венера — победительница" Антонио Кановы, Александра Иосифовна взяла себе. Однажды на вечере в Мраморном дворце французский посол, внимательно разглядывая Венеру, воскликнул: "О! Да это же американка великого князя!". При этих словах кровь бросилась в лицо Александре Иосифовне: "Вы ошибаетесь!". Но посол не ошибался.

Во время путешествия по Италии Николай Константинович и Фанни посетили виллу Боргезе, где великий князь увидел шедевр Кановы. Пришёл в восторг и пожелал изобразить свою возлюбленную в виде полуобнажённой Венеры с яблоком в руке. Его заказ выполнил скульптор Томазо Солари.

После обескураживающего "открытия" Александра Иосифовна поспешила избавиться от скульптуры и отправила её сыну, который тогда жил в Ташкенте. Прошло много лет, и теперь Венера (или Фанни) — победительница украшает экспозицию Государственного музея искусств Узбекистана.