когда на пары опаздываешь, а автобусы ходят так же часто как верблюды по Невскому. Одним словом в автобусе преобладала молодежь. На сиденье мирно дремлет симпатичная девушка по причине теплого времени в махонькой юбочке. Рядом стоит парень у которого явно был вчера какой-то праздник и сейчас его мучает тяжелое похмелье. С другого конца автобуса кондуктор громовым голосом требует оплатить проезд, а так автобус забит, то приходится передавать. И когда этому парню возвращали билет, он уронил его и билетик медленно кружась падает, девушке м-мм-м. Ну в общем чуть выше коленок, но ниже пояса. И проскальзывает между ног до самого сиденья. Но девушка этого не замечает. Окружающие с интересом наблюдают за происходящим, прямо таки с нездоровым интересом. Далее совсем забавно, парень решил своего не отдавать и его рука медленно опускается вниз, но достать билет не дотронувшись до ног девушки невозможно. Но настоящий мужчина не боится трудностей, и раздвинув ноги парень достал свой законный билет. А вот девушка проснулась и не успел наш герой насладится обладанием заветной бумажки, как заработал мощный хук справа. Я не знаю о чем девушка думала глядя на дико ржущий автобус, но лицо было как у партизана в плену.

свою скотину, и смотрело на нас своими маленькими поросячьими глазками.

Кабан просил подаяние.

Кабан ел с рук.

Ел сидя.

Его угощали тем, у кого что было. Кто давал ему морковку, кто конфетку, кто кусочек хлеба.

Когда проходил последний пастушок, этот свинтус поднимался с пятой точки и вальяжно уходил спать в свое логово.

Он ни разу никого не обидел. Когда он спал, мы возле его логова собирали луговую клубнику.

Другие кабаны ближе пяти километров к деревне не подходили.

Правда, ковырялся он в огородах, но аккуратно. Выроет 5-6 гнезд картошки у одних хозяев, на следующий день подроет морковку у других. А если в округе была посажена колхозная свекла или другая вкусность, то в частных огородах он и не появлялся, так и жил в колхозных полях. Зимой мы его подкармливали, ставили на окраине корыто, куда вываливали всякие объедки.

На улицах села кабан не появлялся, за исключением одного раза. Как-то ранним утром народ стал выгонять скотину в стадо, и увидел посреди слободы троицу незнакомых женщин, сидящих на травке и воняющих отбросами своей жизнедеятельности, а рядом с ними сидящего Ваську (кабана так звали, у нас все свиньи были Машки, а борова с хряками – Васьки). По признанию незнакомок, эти три мадамы по ночам воровали с огородов лук. Каков же был их ужас, когда ночью, рядом с ними, копающими лук на чужом огороде, возникло это чудовище. Кабан не дал им убежать никуда, перекрывал все пути отхода. Один путь был открыт воровкам – в село. Охранял их Васька, пока не вышли свои(!). И ушел вальяжно.

Когда он умер своей смертью от старости, меня в деревне не было. Закопали Ваську возле его любимого перекрестка. Камень там до сих пор лежит.

как прагматик. Во всех схватках мне собаку удалось укусить только единожды и то несильно — шерсть помешала, а им удавалось меня кусать куда как чаще и гораздо больней. Ладно, собаки ведь не просто так придуманы. Но речь ведь вовсе не о том, а о рыбе.

Во славном городе да во Владимире распихивали мы с Саньком излишки сахалинской рыбы. Вечером встречаемся в гостинице, Санёк доволен — дальше некуда. Говорит, нашёл одного мена, тот хочет взять оптом тонн двадцать. Давай, завтра встретимся с ним, ещё перетрём, оценишь, нет ли кидалова, а то он платить с отсрочкой хочет.

С утра прём на плодоовощную базу, где у того мена офис и склады. Машину бросили у поста охраны, и пешочком почапали вдоль амбаров. И тут в проходе появляется это чудо. Породу затрудняюсь назвать, но вначале я её принял за кошку. Хорошо хоть она вовремя тявкнула. Смутило не это, смутила неестественная бледность Санька и его странные, мечущиеся движения в поисках какого-либо укрытия. Вообще-то я фобии знаю – правда не все, конечно. Как фобия которая на собак называется, к сожалению, не помню, собакобоязнь что ли. Но это точно была она. И я героически бросился вперёд, закрывая грудью друга, ну и компаньона само собой, который, кстати, пока один знал оптовика и, в случае его безвременной кончины, сделка бы накрылась медным тазом. В связи с чем был мне дорог друг вдвойне.

Схватка не обещала быть трудной, как-то не тянул размер собаки против моего внушительного ботинка надетого на мощную тренированную ногу.

Вместе с истеричным Саниным криком: "ненада!!! ", я нанёс сокрушительный удар, но досадно промазал – вёрткая оказалась. Собачка обиженно взвизгнула, отскочила метра на два и заскулила. Сначала обиженно, потом более злобно, и в конечном итоге её рык стал реально напоминать тигриный. Я не верил своим ушам. Глазам верил, потому что собачку видел, а вот ушам как-то нет. То, что это глюк, я сообразил, когда откуда-то сверху раздался Санин крик: "Андрюха, давай мухой ко мне!". Так. Сверху

Саня не мог кричать в принципе, потому был ниже меня ростом, и я успокоился, списывая слуховые галлюцинации на напряжение последних дней.

Но на всякий случай оглянулся. Сзади Сани тоже не было. Зато буквально в двух метрах от меня стояло несколько огромных, совсем недружелюбно настроенных, волкодавов. Почему я решил, что это волкодавы? Ну, наверно, потому, что почувствовал себя волком позорным, поднявшим ногу на беззащитное маленькое существо. На дипломатию времени уже не оставалось, и я рванул вверх по отвесной стене, где и был подхвачен заботливыми

Саниными руками. Отдышавшись на двухметровом пандусе, я взглянул на товарища по несчастью. Он был обреченно спокоен и тих.

— Вчера я так же попался, — обрадовал он, — полчаса вон на том столбе просидел! У них тактика такая — ловля на живца, ведь кто волкодава пнуть рискнёт?! А первыми они, видимо, не нападают, так уж обучены. Узнать бы, кто их такой изуверской тактике подставы научил...