Жестокая правда Иона Дегена – солдата, хирурга, поэта

"Воздух вздрогнул. Выстрел. Дым.

На старых деревьях обрублены сучья.

А я еще жив. А я невредим. Случай?"

Ион Деген

B маленьком городке под Калининградом есть братская могила. В ней похоронены танкисты, погибшие в Восточной Пруссии зимой 1945-го. Среди имен на постаменте – ЛЕЙТЕНАНТ ИОН ДЕГЕН.

Из подбитого танка извлекли обгоревший лейтенантский погон и полевую сумку. Hашли листок со стихами... Останки танкиста погребли, стихи прочитали... и до конца войны, и после нее, из уст в уста передавали страшные строки погибшего, как считали тогда, безымянного автора.

А в 1988 году в "Огоньке" эти восемь строк опубликовал Евгений Евтушенко. Они начинались словами: "Мой товарищ, в смертельной агонии…"

Ольга Берггольц вспоминала, как врач в госпитале прочитал ей эти стихи погибшeгo солдатa. "Они потрясли меня и, думается, оказали даже влияние на мою блокадную лирику ", – рассказывала О. Берггольц.

Ho лейтенант Ион Деген не погиб...

Выжил...

Дегена подобрали после боя. 7 пуль и 6 осколков изуродовали лицо, пробили грудь, руки и ноги.

Из интервью Иона Дегена: "Господь... оставил в живых на войне, что было совершенно невозможно, это я вам говорю… как врач. В моей истории болезни... написано: "Травма несовместима с жизнью".

Спустя годы он встретил врача, спасшего ему жизнь.

–... Спасибо, Василий Дмитрич. –... За что?

– За то, что вы мне жизнь спасли.

– А что, мы с вами знакомы?

Я рассказал, как он лечил меня, и он вспомнил: "Это ты! Не может быть!.. Выжил?! "

Кощунство, или Жестокая правда войны

Мой товарищ, в смертельной агонии….

Не зови понапрасну друзей.

Дай-ка лучше согрею ладони я

Над дымящейся кровью твоей.

Ты не плачь, не стони, ты не маленький,

Ты не ранен, ты просто убит.

Дай на память сниму с тебя валенки.

Нам еще наступать предстоит.

Многие называли эти строки лучшим военным стихотворением: поэты-фронтовики – Александр Межиров, Борис Слуцкий, Михаил Дудин; писатели-фронтовики – Василий Гроссман, Виктор Астафьев. Но находились и те, кто считал это кощунством и воспеванием мародерства.

Правда войны...

"До тебя мне дойти нелегко, а до смерти четыре шага". Разве не это правда войны? Женская верность. Мужская любовь и готовность к смерти ради этой любви. Высокая и красивая правда!

Но "... выковыривал ножом из-под ногтей я кровь чужую" – это тоже правда войны. Неприглядная, жесткая, но… правд a!

Так и стихи Дегена. Страшные по своей сути. Такие же страшные, как и сама война. Когда снять валенки с только что погибшего друга – это не кощунство. И вот именно в том, что "это – не кощунство", заключается ужас войны.

Мне приходилось и читать, и слышать от фронтовиков, что способность человека привыкать даже к самому страшному – это счастье. Без этого, как сказал как-то один старик, бывший на фронте командиром батареи, все бы просто с ума посходили…

Да, снимали валенки – босым не повоюешь. Да, радовались, что остались живы... Да, теряли товарищей и продолжали жить дальше... Об этом и писал Ион Деген.

На фронте не сойдешь с ума едва ли,

Не научившись сразу забывать.

Мы из подбитых танков выгребали

Всё, что в могилу можно закопать.

Комбриг уперся подбородком в китель.

Я прятал слезы. Хватит. Перестань.

А вечером учил меня водитель,

Как правильно танцуют падеспань.

История "Мадонны Боттичелли"

Есть у Ионa Дегенa стихи "Мадонна Боттичелли". Есть и рассказ с таким же названием.

В имении, оставленном врагами,

Среди картин, среди старинных рам

С холста в тяжелой золоченой раме

Мадонна тихо улыбалась нам.

"Наступление выдохлось. Нас отвели в тыл. Мы поселились в роскошном имении. В том самом, в котором мы увидели эту картину. Но черта с два танкистам дадут усидеть в имении. Нас поперли. Не немцы – свои. Штаб стрелкового корпуса".

Лейтенант Деген повесил "Мадонну Боттичелли" в офицерской землянке.

... Яснее батальонного парторга

Мадонна рассказала нам о том,

Что милостью окажется раненье,

Что снова нам нырять в огонь атак,

Чтобы младенцам принести спасенье,

Чтоб улыбались женщины вот так.

А потом приехала комиссия из политуправления фронта. И штабной полковник с воплем: "Кто разрешил икону? " полоснул ножом по висевшей в углу "Мадонне Боттичелли".

Армейский капитан, начбой, как пишет Деген, врезал ему по морде. Капитан! Полковнику! Да из политуправления! Да при штабных офицерах! Трибунал? Расстрел?

"... полковник вскочил и выхватил пистолет... ни о какой субординации уже не могло быть и речи… Забрали мы пистолет. Руки скрутили. Связали его... Политотдельцы, слава богу, сообразили, что если озверели офицеры из экипажей, то лучше не иметь с ними дела.

Явился к нам сам член военного совета. Начбой всю вину взвалил на себя. А генерал только укоризненно покачал головой:

– Как же это вы, интеллигентный человек, могли допустить, чтобы картину Боттичелли гноили в этой сырости?

На следующий день прилетели из Москвы реставраторы и "Мадонну" увезли. Вот такая история.

Чтобы завершить рассказ об Ионе Дегене – солдате, скажу, что он был бесстрашным асом-танкистом, награжденным множеством советских и иностранных орденов. И медалью "За отвагу". Еще остались в награду четыре ранения и более двадцати осколков и пуль.

Его дважды представляли к званию Героя Советского Союза. И дважды не дали... То ли строптив не по чину был молоденький лейтенант, то ли биография подкачала...

C ам он позднее шутил: "Танковая промышленность прекрасно обошлась без меня, а я – без Звезды, хотя было бы приятно".

Осколки с той войны

В 1960 году журнал "Хирургия" напечатал статью об уникальной операции. Никому не известный киевский хирург Деген пришил правое предплечье слесарю, чья рука попала в станoк. Позднее Ион Лазаревич вспоминал: "Я возненавидел слово "ампутация". Решил, что стану врачом и буду не ампутировать, а пришивать конечности".

Он закончил медицинский институт, защитил кандидатскую и докторскую. Из интервью Иона Дегена.

"Я тогда работал в детской костной больнице. Боже мой, каким дерьмoм я оперировал … Это потом стали говорить, что я виртуоз... у меня после ранения не работает большой палец правой руки, рабочей, и вот с такой рукой, да еще с такими инструментами, я должен был быть виртуозом. Я компенсировал левой рукой, но в левой руке у меня тоже четыре пули… И вот после операции зашел к главврачу: "Варвара Васильевна, до каких пор я буду этим дерьмом оперировать? "Отвечает: "Сил у меня нет от этих евреев, там бедные египтяне на Синае от них страдают, а здесь я должна от них страдать? "Ну, я ей кое-что сказал, я не очень воспитанный человек…"

Он был блестящим хирургом-ортопедом, доктором медицинских наук, известным в этой области ученым. Работал в обычной больнице рядовым врачом. Что тут скажешь? Mы все знаем, как это тогда было...

Из интервью Иона Дегена:

"Работы мои цитировались во всем мире, меня приглашали в Египет, в Японию, но не выпустили даже в социалистическую Польшу… Когда меня пригласили заведовать кафедрой в Томском институте, я сказал: "Всё, поздно, надоело, уезжаю в Израиль".

Шел 1977 год. Уезжающие были отщепенцами и предателями родины. Во время таможенного досмотра Деген прошел через рамку металлоискателя, и вот она – о радость! – зазвенела. К нему бросилиcь со всех сторон: "Какие ценности вы пытаетесь нелегально вывезти из СССP? Снимайте обувь! Говорите! Где?!"

Он усмехнулся и честно сказал, где.. "Один – в плече, два – в спине, под лопаткой". И пояснил: "Осколки, с той войны."

Груз медалей юбилейных 9 мая 2010 года Израиль отмечал 65-летие победы над фашизмом. Бывшие граждане Советского Союза к этому времени уже не были "отщепенцами", они стали "нашими соотечественниками, живущими за рубежом".

И если раньше у них могли забрать полученные под пулями награды, то теперь Посольство России в Израиле торжественно вручало ветеранам юбилейные медали. Этому событию Ион Деген посвятил стихи. И прочитал их... военному атташе с глазу на глаз.

По-царски нам на сгорбленные плечи

Добавлен груз медалей юбилейных.

........

А было время, радовался грузу

И боль потерь превозмогая горько,

Кричал "Служу Советскому Союзу!",

Когда винтили орден к гимнастерке. сейчас всё гладко, как поверхность хляби.

Равны в пределах нынешней морали

И те, кто [м]лядовали в дальнем штабе,

И те, кто в танках заживо сгорали.

Xромой доктор

Однажды в больницу отец-араб привез младенца, грязного с головы до ног. Доктор Деген сам помыл малыша, осмотрел, лечил семь месяцев и вылечил.

Посещая больных в дальних поселках, Деген брал с собой американский пятнадцатизарядный пистолет "Ругер". Однажды на дороге его начал преследовать форд. Oн расказывал:

"Я остановил машину... вышел из автомобиля. С "Ругером"... подошел к форду... За баранкой сидел араб лет двадцати пяти. Увидев "Ругер" в моей руке, он… стал белее мела.

– В этом пистолете пятнадцать патронов. Если я увижу тебя за мной… будешь трупом. Понятно? – и завершил эту речь лучшим образцом из моего танкистского репертуара. Bпечатление было такое, что он всё понял. Я сел в автомобиль и уехал, а он остался стоять ".

В следующую среду в кабинет заскочил знакомый таксист.

– Ну, доктор, наделал ты переполох в арабских селах. Рассказывают, что здесь на "вольво" разъезжает хромой доктор, совершеннейший бандит. Но говорят, что этот хромой доктор... отмывал от говна арабского младенца и вылечил его.

Подарок Всевышнего

Об Ионе Дегене можно расcказывать бесконечно. О Дегене – воине. О Дегене – враче. О Дегене, организовавшем протезирование в Израиле Льву Яшину. О Дегене, по чьей инициативе в Израиле лечились и получили бесплатные протезы 18 советских мальчиков, искалеченных на Афганской войне.

Ион Деген умер 28 апреля 2017 года. В одном из интервью у Ионa Дегена спросили, что помогло ему выжить на войне. Он ответил: "Во время войны я об этом не задумывался. Считал, что случайность, удача. Теперь понимаю, что это подарок Всевышнего".

Есть у моих товарищей танкистов,

Не верящих в святую мощь брони,

Беззвучная молитва атеистов:

– Помилуй, пронеси и сохрани.

Стыдясь друг друга и себя немного,

Пред боем, как и прежде на Руси,

Безбожники покорно просят Бога:

– Помилуй, сохрани и пронеси!

Типовая разводка. Звонят ментовским голосом: "Ваш сын попал в серьёзную аварию, вопрос надо решать деньгами и прямо сейчас (у меня дочь), поэтому отвечаю: " он у меня такой раздолбай, что давно пора ему влепить по полной. Вот и займитесь". На том конце трубки долгое молчание, и неожиданный выдох: " хреновый вы отец... "

И все же, интересным выдался этот год. Хотя бы смерти эти: мышка за кошку, Лизка за Мишкой... И вспомнилась перестройка. Время надежд и перемен. А потом всплыл в памяти один тогдашний случай.

До защиты дипломов оставалось пара месяцев, поэтому все время проводилось исключительно на разных попойках. На одну из которых появилась кассета с каким-то "Аквариумом". Впечатление было шоковым. Никто даже не подозревал, что в Союзе можно делать такую музыку. Некоторые темы прослушивали трижды.

Пока хозяин квартиры не сказал (подикивая), что это — всего лишь говно для умственных импотентов, и он может не хуже. После этого он притащил несколько томов Большой энциклопедии, и, раскрывая их наугад, стал выписывать разные слова и предложения. Когда набралось на пару страниц, отсортировал подходящие по рифме. После этого подсел к пианино, опять же наугад вытащил нотную тетрадь, и открыл на каком-нибудь гедике-майкипаре (или чем еще его травили в музшколе). Подобрав скорость, начал петь, подвывая по-гребенщиковски.

И знаете? Он попал в самую суть!

Наблюдал сегодня в "Ашане" сценку. Стоит в проходе между рядами мужичок, невысокий, щупленький, лицо неприятное, неопрятный, уже изрядно пьяный и, что самое гнусное, воняет от него вперемешку потом, перегаром и дерьмом. Причём дерьмом сильнее всего. В одной руке он держит банку с консервами какими-то, а другой держит тележку, которая вместе с ним наглухо перегородила проход. И вот идёт по этому проходу хорошо одетая женщина лет пятидесяти, тоже с тележкой. Подходит к мужичонке и вежливо к нему обращается:

— Молодой человек, разрешите я пройду.

Мужик поворачивается, осматривает её и таким базарным голосом:

— Проходи, я чё – не разрешаю?

— Извините, но ваша тележка мешает.

— Чё она мешает? Мене не мешает. Тебе мешает – возьми обойди.

— Вы не могли бы выйти из прохода. Вы мешаете пройти.

— Чё ты хочешь? Из какого прохода?

И тут женщина, понимая, что придется обходить этого козла, ставит в диалоге жирную точку:

— Ну, судя по запаху, из заднего вы уже вышли.

Иду по району, останавливается такси (натуральное, желтенькое, с шашечками, давно не видел), очень расстроенная женщина спрашивает с заднего сиденья, как проехать до детской больницы.

— Да тут недалеко, — начинаю объяснять, — вы сперва обогните этот дом, потом сверните за детсадом и тогда выйдете на улочку, после которой...

— Простите, мужчина, вы точно знаете, где она расположена, мы уже час катаемся, а у моей дочки осложнение.

— Да, разумеется.

— Пожалуйста, покажите водителю дорогу, он этот район, — сверкание глаз в сторону шофера, — совсем не знает.

Сажусь, через четверть часа останавливаемся у больницы. Раскланиваемся, я перехожу на другую сторону, потом думаю, раз согнали с места, все равно в магазин идти, сейчас на автобус до метро, а там в торговом центре...

Бибиканье сзади. Оборачиваюсь, знакомое такси. Водитель, извиняющимся голосом:

— Простите, хотел срезать, а тут в районе все так запутано, вы не подскажете, как до метро доехать?

Молча сажусь, едем до метро.