Мой бывший муж — наркоман. Когда узнала об этом, пыталась помочь. Через год перестал колоться. Но спустя ещё полгода я узнала, что он все это время продолжал колоться, снова хотела помочь. Как-то пришёл он домой вроде бы в нормальном состоянии, я подошла и хотела с ним поговорить, зачем он снова продолжает, что я хочу ему помочь. А он просто взял нож и пырнул меня им. Недавно выписалась из больницы и подала на него в суд. Его родители, узнав, что я на него подаю в суд, избили меня.

Мой отец всю жизнь уходил в жуткие запои — пьяный он просто не человек — валялся обосранный, глючил, чуть не порезал нас с мамой, маму бил. После развода жила с ним в надежде уберечь от запоев. Он плевать хотел на всех. Не пьяный был сносным, но все равно властным. В какой-то момент я устала вытаскивать его из запоев и стала жить своей жизнью. А он умер от очередной пьянки. И теперь соседи, знакомые и родственники винят меня — почему не спасла? Да я задолбалась прост, хочу жить для себя и своей семьи, а не эгоистичного слабака, сравшего на меня всю жизнь.

В один прекрасный Новый год дедушка подарил мне крольчиху. Я пришла с работы 31 декабря около восьми вечера совершенно замученная с мыслью по-быстрому выпить бокал шампанского под оливье и лечь спать, не дожидаясь курантов. Но не тут-то было!

Мы сели за стол провожать старый год, и вдруг дедушка куда-то вышел. Вернулся он с трепыхающимся бээмвэшным пакетом и как фокусник достал оттуда крольчиху! Большую, мягкую, теплую и мохнатую крольчиху! Она смотрела на меня своими темными влажными глазами и дрожала. Ее шерстка была теплой и мягкой, как пух. Потом дедушка построил ей дом, у крольчихи появилась семья, дети. А я на всю жизнь запомню этот подарок.

Всякое бывало. Мне дарили дорогие телефоны, ювелирку, одежду, мягкие игрушки, бытовую технику. Но навсегда запомню я эту испуганную огромную крольчиху и желтого кота, которого мама в период тотального безденежья сшила мне из моей же старой шубы.

Родители со стороны папы умерли задолго до моего рождения, бабушки-дедушки тем более. Со стороны мамы дедушка с бабушкой ушли раньше, чем я пошла в школу, их я толком не помню. Тети не стало, когда мне исполнилось 10, отца — 11, дяди — 16. Мать всю жизнь манипулировала своим здоровьем, я жила в страхе её смерти каждый день, молясь, чтобы мне поскорее исполнилось 18, и я смогла пойти работать, чтобы не попасть в интернат.

Я боюсь заводить отношения, семью, детей, постоянно думаю о том, как могут женщины выходить в декрет и рассчитывать на своих мужей: а вдруг тех не станет. Я не боюсь смерти ни чужой, ни своей, я просто не могу доверять такой хрупкой вещи, как человеческая жизнь. И очень грущу, возвращаясь с очередного уютного семейного праздника, на котором я всегда сижу в углу в качестве одинокого гостя.