Да, в Америке есть жизнь. Но она более разнообразна, чем даже хорошая новогодняя елка, где ни одна игрушка не похожа на остальные. Поэтому все рассказы об Америке подобны рассказам слепых мудрецов о слоне.
И я прекрасно понимаю Веничку Ерофеева, который никогда не видел Красную Площадь, хотя и жил в двух шагах от нее.
Никто не знает, как занесло Осю, моего коллегу и друга, из Ленинграда в Северную Дакоту. Совершенно непонятно, как он проскользнул через все сети ОВИРа и оказался один, без родственников, друзей, и знакомых в этом богом забытом местечке.
Я здесь не буду рассказывать и забегать вперед, как Оська, со своим советским образованием инженера широкого профиля и руками, растущими не из жопы, начинал со случайных заказов на прочистку унитазов, и, после ознакомления со всем доступным ассортиментом материалов и инструментов, стал довольно крупным строительным подрядчиком. "Главное — делать все, как для себя, и не жадничать, все дела".
Но история моя не об этом.
Это была не колбасная эмиграция, Ося ехал за демократией, и на колбасу ему было наплевать. Ну так он и получил, что хотел: демократия есть, а колбасы — нет.
Это таки да. Даже в самых больших супермаркетах Америки нет колбасного ассортимента. Есть один-единственный сорт польской колбасы, и все. Других сортов колбасы вы там не найдете. Колбасным аддиктам приходится брести в этнические лавочки.
А о каких русских магазинах может идти речь в Северной Дакоте, где до ближайшего Волмарта полтора часа между снегопадами? Гораздо удобнее слетать на Брайтон Бич к своему лучшему другу Бертрану Кацу и совместить полезное с приятным.
И вот мы в этом легендарном нейборхуд, куда возят всех русскоязычных туристов, где органично сочетаются леопардовые лосины и мини-собольи шубы, а в самом его центре — Интернашинэл Фуд.
Зашли, чтобы взять колбаски на заакусь. Я предоставил ему выбирать, а сам отправился в рыбный отдел.
За это время он умудрился собрать за собой огромную очередь.
Небольшое отступление. Очереди в Америке есть, но они несистемны, стихийны, являются продуктами стохастических обстоятельств, и отношение публики к ним философское. Это не те очереди, к которым мы привыкли в благословенные времена застоя. Эти очереди привносят некоторое оживление в тяжелое однообразное существование американских трудящихся. Участники благостны, обсуждают погоду и пытаются шутить.
Поэтому очередь в колбасном отделе International Food с некоторым любопытством наблюдала Осю, который, не замечая окружающего, пробовал образцы Краковской, Майкопского сервелата из конины, Московской, Советской, Цыганской, Еврейской, Жлобской, любезно предоставляемые продавщицей, которая сама была рекламой Одесской. Есть такой сервис.
Очередь начала проявлять признаки нетерпения, но протестовать против рояля, поставленного на попа и одетого по последней северодакотской моде, в ковбойской шляпе, сапогах со шпорами и с кобурой, из которой торчала полугаллоновая бутылка Мужика С Лопатой, было, по общему мнению, небезопасно.
"Таки шо вам уже наконец отрэзать, мушшина? " — провозгласила продавщица. Близкая очередь: "Да отрежь уже ему что-нибудь". Средняя очередь: "Да ему уже все в младенчестве отрезали!". Дальняя очередь: "Мало отрезали!".
До Оси дошло, что тут не Дакоты. Он оглянулся. Он давно не видел такого множества не совсем доброжелательных людей. Он в ужасе застыл.
Реагировал чисто по наитию и по обстоятельствам: "Отрежьте мне этот советский конец. Два фута плиз".
Как я расстался с комсомолом
Не расстанусь с комсомолом — буду вечно молодым!
(из песни)
Вступление моё в комсомол ничем примечательным мне не запомнилось. Стандартная процедура — рекомендации учителей, заседание совета пионерской дружины, на котором одноклассник моей младшей сестры задавал мне вопросы:
— Сколько
стоит хлеб? Сколько стоит совесть?
Были в те времена тогда такие заветы:
— Сколько стоит хлеб?
— Хлеб бесценен.
— Сколько стоит совесть?
— Совесть не продаётся.
— Сколько стоит комсомольский билет?
— Цена жизни.
Ну а как вы хотели? Только так, и не иначе.
Короче, вступил. Комсомолим потихонечку.
То комсомольскую канаву выкопаем, то проворовавшемуся однокурснику комсомольское порицание выразим.
Время идёт. Уже и до выхода из комсомола по возрасту остаётся всего ничего. И вот наступает август 1991 года, вторая его половина.
Работали мы на рыболовном траулере в Атлантическом океане; южной его части. Аккурат рядом с Фолклендскими островами. И трудился я на том траулере начальником. (На морском флоте, как известно, только один начальник. Все остальные — помощники).
Капитан у нас был хоть и молодой, но уже достаточно опытный и удачливый.
Дела и рыбалка шли весьма неплохо.
Каждый вечер по громкоговорителю нам объявляли заработанную за сутки сумму на один пай, а мы, радостно улыбаясь, умножали её в уме каждый на свой коэффициент и предвкушали своё возвращение.
Восемнадцатого числа в одиннадцать вечера звонит у меня телефон:
— Слышь, начальник, мы тут тебе лебёдкой все твои антенны оборвали. Но ты можешь оставаться у себя. Всё равно до утра ничего не сделаешь. Мы их тебе в сторону оттянули, чтоб не мешали. Завтра посмотришь.
Однако я, конечно, вышел на палубу.
Лежат мои голубушки безжизненно на боку.
Как я уснул в ту ночь — сам не понимаю.
Наступило утро, и мы с одним из матросов полезли на портал восстанавливать утраченное.
Целый день мы провели на высоте, обдуваемые всеми ветрами и дымом из пароходной трубы и рыбной мукомолки. (Вы когда-нибудь вдыхали дым мукомолки? Незабываемые впечатления, уверяют вас). Закончили работу только к ужину. Спускаемся вниз усталые, но довольные; голодные и продрогшие (в Аргентине, если кто забыл, в августе зима).
Народ сразу ко мне:
— Ну что, начальник, какие новости?
— Да какие тут новости? Вон, антенны оборвали. Насилу отремонтировали.
— А ты что? Не знаешь что-ли? В Союзе — переворот. Горбачёва скинули. У власти — военная хунта!
Поднимаюсь на мостик. Помощники нахмуренно толпятся возле коротковолнового приёмника:
"... в целях преодоления глубокого и всестороннего кризиса, политической, межнациональной и гражданской конфронтации, хаоса и анархии... "
Фигассе! Стоило на один день оставить одних...
Но рейс продолжается, ГКЧП разваливается, и в декабре мы возращаемся в уже независимую демократическую Россию получать свои законно заработанные капиталы.
И что же мы видим?
Это что же получается?
Зря мы, выходит, радовались и умножали паи на свои коэффициенты?
Аргентинские чайки, что ли, все эти полгода смеялись над нами?
Это чё такое? Серьёзно?
Серьёзно. Бегите скорее в кассу и забирайте хотя бы то, что осталось.
И, задрав, как и положено комсомольцам, штаны, мы понеслись.
Каково же было наше удивление, когда получая на руки и без того позорный заработок, мы не досчитались десяти-двенадцати процентов.
Комсомольские взносы — было объяснено нам.
Дед с приятелем (обоим было лет по 30) в 1922-м приехали из Минска в Москву.
На первом этаже бывшего доходного дома по Трёхпрудному ("Володские Дома") в то время располагался склад красок и других стройматериалов. Помещение из-за впитавшегося в стену запаха и прочих "складских" прелестей, типа крыс, было непригодным к проживанию.
Парни, будучи
к тому времени обременными женами, подрядились у домуправа (или как там эти новые пролетарские начальники назывались, у местного Швондера короче) привести помещение в порядок, чтобы двум семьям там жить. На собственные деньги отремонтировали, сделали перепланировку, привезли жен и зажили. У каждого — по три комнаты.
В 1927-29 годах у них было уже по двое детей, но квартиру всё равно "уплотнили". Отобрали у обеих семей по комнате, в каждую из которых вселили ещё по семье, швондеры не дремлют... Так что родился я уже в обычной коммуналке на 4 семьи.
В середине 60-х в доме сделали капитальный ремонт, квартиру разделили на 2, мы получили отдельную трехкомнатную той же площади, что и бывшие три комнаты. Но недолго радовались, через пару лет Моссовет забрал наш дом под торговые представительства инофирм, которые и по сей день там. Так я оказался в Измайлове.
85 лет спустя 18-летняя правнучка бойкого минчанина, переселившись в Бруклин и ахнув от местных цен на жильё, поступила в точности, как её прадед.
Выбрав район, из которого в её институт в Манхэттене на сабвее минут тридцать езды, нашла подходящий апартмент-комплекс, договорилась с ленд-лордом и вместе с подругой и другими будущими руммэйтами (но, главным образом — сама) за лето отремонтировала совершенно нежилой до того бэйсмент (цокольный этаж).
Теперь помимо спален у них имеются вполне приличная кухня с барной стойкой, гостинная, комнатка для компьютеров и другая — для медитации. И большая мастерская, разумеется, потому что у всех руммэйтов артистические специальности.
Интересно, долго ли ждать бруклинского Швондера?
Несколько недель назад крупная российская IT-компания организовала трёхдневный музыкальный фестиваль в Алматы формата опен-эйр, и мне предложили на нём поработать. Ни в какие Алматы я на тот момент не собирался, но подумал, что это может быть интересно, к тому же обещали оплатить авиабилеты, и за работу неплохо платили.
До этого много хорошего слышал про южную столицу Казахстана от разных людей, ну и подумал: когда ещё будет такая возможность. Потом, правда, организаторы переобулись — сообщили, что достаточно местных работников набрали, и иногородние больше не нужны, но я к тому времени уже настроился на поездку и написал им, что готов за свой счёт прилететь. В общем, поехал.
Всё происходило в большой курортной зоне на севере Алматы. Сделали всё по-европейски: на зелёной траве шатры, зоны отдыха кругом, тысячи людей отдыхают, много молодёжи, многие семьями. Много красиво одетых людей — и в вечерних нарядах, и неформалов. Такая расслабленная атмосфера лаунжа под открытым небом. Никогда до этого в таком мероприятии не участвовал, это другая планета, конечно. Много общался с организаторами, которые профессионально работают в сфере организации таких событий — совершенно особый тип людей, все классные ребята. Но сама работа адовая. В целом это перманентное решение чужих проблем, возникших по причине всеобщего раз[гиль]дяйства, в режиме реального времени. Причём проблемы всё время возникают разные, а долбое[ж]ы на всех уровнях это константа.
Тем не менее мне понравился этот мир как новый опыт. Познакомился с кучей интересных людей, ну и после фестиваля ещё на пару дней в городе остался, посмотреть всё, раз уж прилетел. Сам город, кстати, тоже очень понравился, но об этом в другой раз.
Там ещё был такой момент: в последний момент из участников слились главные звёзды, группа Placebo, которые были основной приманкой фестиваля для зрителей. У них очень политически активное фанатское сообщество, которое захейтило группу за участие в фестивале, спонсируемом кровавым режимом. Группа не выдержала давления и отказалась от участия. И неожиданно основным хедлайнером вместо них стала не так уж чтобы суперзвёздная группа The Kooks. С ней и связана история, которую хочу рассказать.
Последний день фестиваля, работаю на главном входе, сканирую випов. Подходит семья: здоровый такой казах лет за 50, с ним жена и дочка. На мужике футболка с надписью The Kooks. Фанат то есть. А я вообще в своей жизни фанатов этой группы не встречал, не то, что футболок. Тем более в Казахстане не ожидал увидеть, да ещё и в таком брутальном облике. Протягивают билеты вип-категории (довольно дорогие), сканирую. И интересуюсь: "Какая футболка у вас редкая". Мужик отвечает: "Да, очень люблю эту группу, давно мечтал на их концерт попасть". И, немного помявшись, он смущённо достает из пакета реально виниловый диск группы The Kooks. Пластинку их я тоже в первый раз увидел, даже не знал, что они винилы выпускали. И тут этот мужчина с какой-то просительной интонацией и надеждой в голосе говорит: "Я же специально билеты для всей семьи купил в вип-зону. Вы не знаете, у меня будет возможность эту пластинку музыкантам для автографа передать? Хотелось бы, чтобы они расписались на ней на память. "Я, зная, как устроена система безопасности на фестивале, говорю, что навряд ли это получится. Но всё равно пожелал ему и всей семье хорошего вечера, и они пошли на концерт.
Настало время выступления группы, и я пошёл ненадолго тоже посмотреть на них, пожертвовав ужином) Тоже люблю их музыку, но без фанатизма, и несколько их песен в моём плейлисте есть. Выступление очень понравилось, все аплодировали, они последними выступали. И тут, когда группа вышла на прощальный поклон, им кто-то на сцену передал конверт с виниловой пластинкой, они его подписали и передали обратно. Я издалека не видел, кто там был, но мне хочется думать, что это тот казах исполнил всё-таки свою мечту в тот вечер. Мечты сбываются, в общем, если сильно захотеть.
P. S.: Когда знакомым девчонкам рассказал эту историю, они умилились, конечно, но она им почему-то напомнила сцену передачи креста на эшафот графине Ягужинской в "Гардемаринах". Женский ассоциативный ряд постичь сложно.
