В советской науке оказывается кроме замечательных открытий и явных достижений иногда черте чего происходило и даже служебные романы случались. Если бы не месткомы, следящие за нравственностью вплоть до длины юбок секретарей…

Так вот в одном академическом, можно сказать, НИИ в годы перестройки помер старый директор, академик, заслуженный человек, лауреат, орденоносец и вообще. Похоронив шефа, уволилась тайно влюбленная в него пятьдесят с лишним лет и потерявшая смысл жизни секретарь. Долго ли, коротко ли там у нас все происходило история не сохранила, но назначили на пост молодого директора. И не просто назначили, а путем прямых выборов с тайным голосованием коллектива в качестве эксперимента.

Без всякого руководящего опыта, обычный завлаб с научными амбициями и такой сложной темой докторской диссертации, что я ее не выговариваю.

Начал ученый руководить, а ему за это секретаршу на работу взяли. Прям как из карикатуры Крокодила на западный образ жизни. Ноги метра полтора, ум, образование, зеленые глаза с чайные блюдца, широкие пояса вместо юбок, блондинка. Такая красивая, что институтские мужики помоложе специально ходили в приемную приобщиться к прекрасному, как в Третьяковку, институтские дамы тоже шастали как в шубный магазин изъян какой-нибудь обнаружить. Сошлись, кстати, на том, что дура – дурой. Сидит, точеными наманикюренными пальчиками на клавиши пишмашинки "оливетти" жмет, кофе растворимый начальнику таскает, попой вертит и вся работа. Придя к такому выводу коллектив успокоился.

Начальник тоже на секретаря смотрел. Любой человек на нее бы в этом смысле внимание обратил, коли мужчина. Даже издалека. А тут вообще рядом трется, духами французскими пахнет. Он бы может быть и пристал, но что тормозило молодого директора – это те самые карикатуры из Крокодила, анекдоты шеф-секретарша и полузабыты моральный кодекс строителя коммунизма. Так что целых полгода никаких поползновений, кроме того, что в след посмотреть, когда документы принесет и случайно в вырез заглянуть по дороге в кабинет. Так бы наверное они и состарились, если бы не одно происшествие.

Принесли директору к вечеру какую-то научную хрень в виде статьи на рецензию. Настолько научную, что вообще одни дифференциальные уравнения с интегралами в области физической химии. Он эту хрень смотрит и не нравится ему работа. А чем не нравится с первого взгляда не понять, надо разбираться. Решил утром. Оставил работу на столе, положил сверху свой известный уже институту красно-синий карандаш и домой уехал.

Утром, как всегда на секретаря скрытно зыркнул и на место прошел. И видит, что оставленный им документ весь красными каракулями исчеркан. Как будто ребенок "неровной" рукой развлекался. Присмотрелся, вроде осмысленные каракули, неровные. Еще вник. Ба! Да от первоначальной идеи статьи вообще ничего не осталось, потому что ошибки, но ошибки исправлены и эти исправления открывают такие перспективы, что жутко становится за потенциального противника. Вызвал секретаршу и с гневным видом:

— Кто бумагу карандашом испортил? – ну как ребенка за рисунок на обоях.

А та покраснела хуже карандаша, посинела ничуть его не хуже и с вызовом:

— Ну, я! Нельзя же мимо такой вопиющей глупости проходить, а вы подписывать собирались! И вообще я кандидат наук, давно к вам на работу по этой теме хотела, только вакансий не было, кадры секретарем посоветовали, — и глазами блюдечными еще хлопает на мокром месте.

Шеф тут совершенно другим взглядом своего секретаря уничтожил и говорит, что вынужден ее уволить к чертовой матери. А она ему...

Не, я собственно при этом разговоре не присутствовал, врать не буду, хотя во встречах результатов той беседы из роддома участвовал два раза. Теперь у них кроме кучи совместных научных достижений, лауреатства и членкорства двое взрослых детей с внуками. А в гостиной на стене в строгой рамке висит увеличенная копия карикатуры из Крокодила, где иностранный буржуй пристает к ceксапильной секретарше.

Забирал я как-то жену с работы. Приехал, и жена мне говорит:

— Давай Марину подвезём?

Я:

— Ну давай, жалко что ли...

Сели, едем. А они, как канадские лесорубы, в лесу о бабах, с бабами — о лесе, сидят и обсуждают какой-то рабочий момент. Мне неинтересно, моё дело маленькое, топчи педаль да рули.

Марина что-то эмоционально рассказывает, и посреди монолога вставляет матерное слово.

Обращаясь ко мне:

— Ой, извини пожалуйста...

Ну, не то чтобы действительно извиняется, просто прикол у неё такой: )

Я сказал "угу", едем дальше, Марина опять матерится.

— Ой, прости ради бога...

На третье "ой, мне правда неудобно" я, совершенно спокойно так:

— Да [м]ля с@ка пи[c]ец нах[рен].

И контрольный:

— Неудобно срать в почтовый ящик.

Тишина секунд на 10, и совершенно ошарашенные лица жены и Марины. Ну, примерно как у гроссмейстера, который детский мат прозевал.

Поржали, и разговор возобновился.

Марина больше не материлась. И вот теперь я мучаюсь, может чё не то сказал?

Двое служащих газовой компании, старший инструктор по обучению и молодой стажер осматривали счетчики в коттеджном поселке.

Они припарковали свой грузовик в конце переулка и направились пешком, заходя в каждый дом для проверки счетчиков.

Завершив проверку счетчика в последнем доме они вышли на улицу.

Хозяйка дома, женщина лет пятидесяти провожала их взглядом из окна своей кухни.

Старший инструктор предложил своему младшему сотруднику пробежаться назад к грузовику, чтобы доказать, что сорокалетний мужик может обогнать молодого.

Когда они пробежали уже почти пол пути, они поняли, что та женщина из последнего дома бежала прямо за ними.

Они немедленно остановились и спросили её, что случилось.

"Когда я увидела двух газовщиков, стремительно бегущих прочь от моего дома", задыхаясь ответила женщина, "я решила, что мне лучше убежать тоже! "

С нетерпением жду, когда ребёнок пойдёт в школу, а всё потому, что хочу заново пройти школьную программу, особенно историю... Очень стыдно, но я так много не знаю... в юности было не так интересно учиться. Буду вместе с ребёнком вновь познавать этот мир: )

Как-то подруга, которой на тот момент было уже 26, позвонила в панике — муж пришёл с гулянки в дюбель пьяный, а у него с утра встреча, и что делать?

Я говорю — ну веди к белому другу, пои слабым раствором марганцовки и суй два пальца, надо чиститься, что я ещё скажу, мерзко, но надо, если сам никак, надо стимулировать, чтоб выходило.

Она потом перезванивает, рыдает, мол, я не могу, это так ужасно, так противоестественно, я его напоила раствором, но два пальца ну не могу совать.

Я — ужасно, ну а что ты хотела?

Она — но у меня ж ещё ногти длинные, вдруг я ему что поврежу.

Отбой.

Потом опять перезванивает. Рыдания усиленные.

Истерически орет — я не могу, не могу, у меня не получается!

Я уже сама психанула и ору — ну я что? должна приехать и сунуть твоему мужу пальцы в рот?

Она замолкает. И потом жалобно так спрашивает — в... рот? !

В общем, я плохой друг, ужасный. Но истерика случилась уже у меня.