моментом, его теща решила одним выстрелом двух зайцев убить – новосёлам поднести подарки и освободиться от лишнего хлама, который было не продать, а выбросить жалко. Заказала машину с грузчиками, наполнила её убогим скарбом: потертым ковром, ветхими стульями, тумбочками, видавшей виды посудой. Но главным козырем её щедрости являло собой старинное немецкое пианино известной фирмы

"Беккер", доставшееся ей в наследство от одного из мужей неизвестно для какой цели – играть на нём никто не умел, а занимало оно полкомнаты. Она написала сопроводительную записку с адресом и, упиваясь широтой собственной души, отправила машину.

Возле нового дома царила праздничная суета. Из открытых окон гремела музыка, новоселы, с неподъёмными баулами карабкались вверх по крутым лестницам. Лифт, естественно, не работал. В квартирах густо пахло краской, и толком не закрывалась ни одна дверь. На балконах, как флаги, трепетало развешанное исподнее. Машина с четырьмя грузчиками прибыла раньше хозяев, и крепкие, слегка поддавшие мужики принялись за работу.

Пока не были растрачены силы, начали восхождение с пианино. Используя особые ремни, грузчики с альпинистской решительностью устремились к заветной вершине – девятому этажу.

На каждой лестничной клетке они были вынуждены устраивать перекур, во время которого, от всей души материли немецких умельцев, сварганивших такой увесистый инструмент, и подсчитывали грядущий барыш.

Конвертируемой условной единицей тогда считалась бутылка водки.

Энтузиазм трудящихся подхлёстывала такса: подъем пианино – одна У. Е. за каждый этаж. Выходило по две 40-градусной У. Е. на брата и одна водителю, так это только за пианино, да плюс остальное барахло...

Хозяин, не подозревая о грядущем счастье, явился в самый ответственный момент, когда грузчики управились и потирали мозолистые ладони в предвкушении законного вознаграждения. И здесь его ожидал новогодний сюрприз, заложенный в сопроводительной записке, где теща указала девятый этаж, но соседнего подъезда, а табличек на дверях ещё не было.

Когда Егор прикинул, во что ему обойдется транспортировка в свой подъезд на фиг ему не нужного пианино, он почувствовал, как сердце обо что-то споткнулось в груди. Однако он взял себя в руки и стал лихорадочно искать выход из непростой ситуации. Когда неясные мысли приняли отчетливую форму, он перестал ломать голову над этой шарадой и принялся ходить по соседним квартирам, пытаясь спихнуть тёщин подарочек: сперва за скромную цену, а после и вовсе бесплатно, лишь за расчет с грузчиками.

Поначалу охотников не было. Наконец, электросварщик с пятого этажа, худой востроносый дядечка, уже славно отметивший новоселье, широким жестом указал на свою дверь: "Тащите ентот сундук до меня, — на балкон поставлю, нехай жинка в ём всякий продукт хранит, будя заместо погреба".

"Ты чё, сосед, офанарел? – горячо запротестовал крановщик с четвертого этажа, невысокий лысый бодрячок: "Мы же этот дом сами строили, там же в бетоне сплошной песок, рухнет твой балкон вместе с этим гробом аккурат мне на голову. Пошли я тебе сто грамм налью, гуляй на здоровье без этого сокровища!". И тут начался концерт по заявкам трудящихся: вертлявая старушка-норушка, сморщенная, как сухофрукт, в незатейливой форме проявила интерес: "Возьму-ка я енту пианину до себя, пущай на ём внучка испражняется".

Но вразнос пошел её сосед бригадир каменщиков – урковатый мрачный блондин. Он набычился, посмотрел на бабульку, как повар на ещё живую курицу и, обозвав её старой бетономешалкой, выпалил: "Пущай твоя внучка на горшке испражняется, а у меня больной папаша, ему хвэршал покой прописал. А стены, знаем какие, у соседа собака затявкала, а моя Мурка со страху чуть с балкона не сиганула!".

Накал усиливался, как на аукционе. Предприимчивый бухгалтер, старая калоша, беззубым ртом прошамкал: "Хороший инштрумент, и фирма жамечательная. Давайте его шуда. У меня племяша мужыкальная училка, берёт по трояку в час, это какие ж денжищи можно жашибить? Дело-то не хитрое: "жили у бабуши два вещёлых гушя... "

Но его умыл другой сосед, эмоциональное лицо восточного происхождения, его затрясло от ярости, и он стал возмущаться на каком-то гортанном наречии с вкраплением русского мата. А после, окончательно перейдя на общедоступный диалект, побагровел и пригрозил: "Я шас твой (непечатное) бэкэр-студыбэкэр к (непечатное) матери в щэпкы разнэсу, кланус мамой! – и, сложив ладони рупором, громко прокричал: – Роза (непечатное), нэсы тапор!".

Дом стал напоминать потревоженный улей. Спорили до хрипоты. Скандал разрастался с богатым использованием замысловатых сквернословий, рождённых целыми поколениями строителей светлого будущего. Хмурые грузчики с холодным недоумением наблюдали за жаркой полемикой. А когда подъезд уже до предела наполнился чудовищной бранью, по команде урковатого бригадира шум стих, и завершился традиционным советским способом: всеобщим открытым голосованием, которое, как и положено, оказалось единогласным. Постановили: "Оказать соседу материальную помощь в виде рубля с носа и увести злосчастный инструмент, куда угодно, хоть на его историческую родину, чтобы не мешал справлять новоселье советским трудящимся".

Когда грузовик вместе с грузчиками и "Беккером" скрылся из вида, все облегчённо вздохнули и разошлись умиротворенные. Пар благополучно ушёл в свисток. Но вскоре выяснилось, что коварный инструмент на историческую родину не поехал, а осел в ближайшем комиссионном магазине, и на нём стояла фантастическая цена – 850 рублей. Егора крепкий организм с честью справился с подлым ударом судьбы ниже пояса. А от тёщи он скрыл этот досадный пролёт мимо денег, уж её бы уж точно кондратий не пощадил.