после этого он ходил ко мне через день и очень переживал за моё здоровье. Но это было предисловие, а вот и история

Я теперь кое-как хожу с костылями или на костылях? Ну не важно, мы с моим дядей решили вчера поехать на кладбище, он оградку покрасить, а я свежим воздухом подышать. Через три часа мы вернулись домой и застали бабушку просто умирающую от смеха, вот что она рассказала:

Вы только уехали вдруг слышу звонок в дверь, открываю, а там стоит врач.

Ну, он зашёл и между нами происходит такой диалог:

М- Зрасте я к вам, больной спит?

Бабушка(б)- нет, он уже на кладбище 

М.- к-к-к-кааак???

Б.- да так, его только что увезли, вот за ним мусор убираю

М.- как?? я же был позавчера, всё было хорошо??? Кто его увёз???

Б.- да сын мой, погрузили и увезли и всё делов-то

И только тогда когда М. стал сползать по стене закатив глаза, бабуля поняла, что, что не то сказала:-)))))))) и когда она сказала что он, тоесть я, живой и здоровый поехал так сказать погулять, то М. так обрадовался что убежал забыв сказать зачем приходил и шапку:)))))))))))))

p. s. СОРИ ЗА ОРФАГРАФИЮ и то что так длинно:)) hexen@mail.ru

удастся заснять юбилейного, сотого!? – жахнуло по мозгам предприимчивого француза. – Это сколько же лимонов мне отстегнут газеты и журналы! "

Анри прикинул: в год с башни прыгают в среднем 2 (два) самоубийцы, а значит, ожидать следующего ему придется примерно полгода. Фотограф сопоставил свои расходы на это мероприятие с ожидаемым гонораром за уникальный кадр и решил – оно того стоит.

Задумано – сделано. Месье Жак каждый день, буквально как на работу, ходил на Эйфелеву башню – благо представителей прессы туда пускали бесплатно — и поджидал юбилейного бедолагу. Находясь на верхотуре, глотая остывающий кофе из термоса и закусывая черствеющими круассанами (еду он всегда брал с собой, боясь и на пару минут отлучиться в кафе), фотограф с открытия до закрытия башни озирался по сторонам и держал "лейку" в полной боевой готовности. Но проходили день за днем, неделя за неделей, а экскурсанты тупо глазели на крыши зданий, и никто из них так и не дал возможности Анри разбогатеть.

Проклиная обмельчавший, неспособный даже на тривиальный суицид народец, месье Жак решил, что не стоит следить за всеми без разбору и беспрестанно крутить башкой вокруг своей оси — уже шея начала побаливать, и стал присматриваться к окружающим людям более аналитически, прикидывая, кто из них способен вырваться, так сказать, из жизненного контекста; проще говоря, кто выглядит более несчастным. Выяснилось, что мрачных физиономий на башне хватает, но навару фотографу это все равно не принесло. К тому же многие персонажи чересчур раздраженно реагировали, когда Анри их пристально рассматривал; риск схлопотать в фас и профиль оказался слишком велик. И в конце концов он начал обращать внимание совсем на другое — обувь.

И действительно, если у человек стоптаны башмаки, какого рожна он потратит последние су и франки на недешевый билет для обозрения городских окрестностей? Месяцами мониторя обувку экскурсантов – женскую, мужскую, да и детскую до кучи, — он у мокасинов, сапог, туфель, штиблетов постепенно стал подмечать системные дефекты и прикидывать возможности для их устранения. И Анри вдруг увлекся этим новым для себя хобби…

Юбилейного самоубийцу месье Жак так и не дождался, но вскоре он открыл свою обувную мастерскую. Со временем сеть "Обувные ателье Жака Анри" покрыла весь Париж, и несостоявшийся фотограф стал преуспевающим бизнесменом.

Оказалось, что на решении даже мелких людских проблем заработать легче, чем на чужом несчастье.