Еще одна околомедицинская история. Имена я поменял на всякий случай, но суть дела постарался сохранить.

Однокурсница и подруга моей жены в 18 с небольшим лет заболела чем-то простудным с высоченной температурой. Случилось это в выходной, так что вызвать участковую не было возможности. А от скорой помощи Тата категорически отказалась: скорая непременно заберет в больницу, а ей в больницу никак нельзя, сессия на носу. Выслушав эту аргументацию, Татин папа поднял телефонную трубку:

– Саша, привет. Извини за беспокойство, можешь сейчас к нам приехать? Дочка заболела, а скорую вызывать не хочет. Спасибо, жду.

Когда доктор Саша, весьма привлекательный мужчина лет тридцати, мерял у больной пульс, она с некоторым запозданием сообразила, что доктор ведь сейчас будет слушать легкие. А значит, увидит ее грудь! Боже, какой позор! Робко спросила, нельзя ли прописать какую-нибудь таблетку прямо так, без детального осмотра.

– Девушка, – засмеялся доктор, – знаете, кто я по основной специальности? Женский уролог. Меня уже ничем удивить нельзя. Я видел не только голых женщин, но даже женщин с начисто содранной кожей.

Опознав в реплике доктора Саши цитату из горячо любимого и полузапретного тогда Булгакова, Тата признала его за своего. Стесняться не перестала, но, несмотря на пылающие от стыда щеки, позволила не только послушать легкие, но и провести осмотр в разрезе основной специальности доктора. И ей, по-видимому, всё же удалось его чем-то удивить, потому что года через три они поженились.

После того, как я женился на Татиной подруге, мы периодически общались с Татой и Сашей. Не часто, но с большой симпатией. Когда лет через 12-15 у меня заподозрили мочекаменную болезнь, я тут же позвонил Саше.

– Не проблема, – заверил он. – Ложись ко мне в пятидесятую больницу на обследование. То есть не ко мне, а в мужскую урологию. Там прекрасные специалисты, я тебя познакомлю, сделают всё в лучшем виде. Только потерпи месяц, а то мы с Татой уезжаем сейчас в отпуск.

Я готов был потерпеть и месяц, и два, но мой камень в почке со мной не согласился. Тронулся в путь с адской болью. Я вызвал скорую. Врач сделал укол и велел собираться в больницу.

– В какую? – спросил я.

– Какая вам разница? В дежурную.

– А можно в пятидесятую? У меня там знакомые, я уже практически договорился туда лечь.

– Ну, смотря что за знакомые. Кого вы там знаете?

– Доктора Михайлова.

– Что-то вы путаете, молодой человек. Доктор Михайлов работает в женском отделении.

– Ну да. А меня обещал устроить в мужское.

– Ну хорошо, тогда скажите, как имя-отчество вашего Михайлова?

– Имя Александр, а отчества я не знаю. Мы с ним на "ты".

– Вот вы и попались, Штирлиц! Никакой он не Александр. Никто вам ничего не обещал, вы просто услышали где-то фамилию и морочите мне голову. Поехали в дежурную.

В дежурной меня обезболили, а с камнем ничего делать не стали. Он остался в мочеточнике и впоследствии доставил немало неприятностей, которые расхлебывал в Сашиной пятидесятой больнице великий доктор Кан, я как-то уже писал об этом.

Оправившись от операции, я зашел в Сашино отделение и обнаружил на его кабинете табличку "Михайлов С. В. "

– Так ты что, не Александр?

– Нет. Я Серафим.

– А почему тогда Саша?

– А потому что мои блаженной памяти родители совершенно не подумали, какие от Серафима бывают уменьшительные. А бывают Сима, Фима и, прости господи, Серик. Ну кому захочется быть Сериком? Вот и живу в двух ипостасях: для родных и друзей Саша, для остальных Серафим Викторович.

У нашего папы был инсульт полтора года назад. Отнялась речь. Всё, что он может говорить, — это простые слова "да", "нет", "привет", "пока". На днях мама купила какое-то новое молоко, раньше не брала его. Папа отпил и тут выдаёт чётко сформулированную фразу: "х[рен]овенькое это ваше молоко".

Решил немного убрать пузо. Ну, думаю, вместо ужина буду фрукты жрать, купил после работы яблок-груш.

Съел штуки 3, и живот прихватило — прям невмоготу, режет ужасно, двинуться не могу. Жена сразу давай паниковать.

Звонит вся истеричная в скорую:

— Ало, скорая!? У меня муж, объелся груш!! — тут она запинается и давай ржать в трубку.

На том конце, видать, не в духе были. Говорят:

— У кошки болит, у собачки болит, у мужа не болит. — и отбой.

Просидел полночи на туалете, полегчало)

Лень двигатель прогресса. Что только человек не придумывал, чтобы только поменьше работать и больше предаваться блаженственному ничегонеделанию.

И вместе с этим процессом толкания прогресса, со временем потихонечку сокращался и объём мозга человека. Парадокс? Отнюдь.

Думать, размышлять, напрягать извилины приходится с каждым годом всё меньше. Потому что о многом, о чём надо было думать раньше, давно уже додумано другими. Остаётся только пользоваться тем, что придумано до нас.

А теперь и память потихоньку становится не нужна в прежнем объёме. А зачем? Когда в любую минуту ты можешь найти любую нужную тебе информацию в инете. А наш организм действительно патологически склонен к экономии. Неужели кто-то действительно верит, что он будет тратить хоть сколько бы энергии, чтобы запомнить то, что можно и не запоминать?

За последние 12 тыс. лет наш организм стал крупнее на 25%, а мозг полегчал на 10%.

САН

Лет 20 назад лежал в больнице после удаления аппендикса.

И в нашей палате лежал парнишка после такой же операции. У него из шва торчало сантиметра три трубочки зонда. И вот, наконец, его позвали — уже не помню — в перевязочную или в операционную удалять зонд, потому что надобность в нём отпала. Вернулся — рассказывает:

— Я думал, что внутрь живота входит столько же, сколько снаружи торчит. А трубка-то оказалась длинная — сантиметров двадцать! То-то я всю неделю себя ощупывал — что мне в спину колет!?!