Вот интересно, все [ч]удаки идут в армию с затаенной надеждой совершить подвиг…тогда как выясняется, в СА героическому что то не место…
— Наливай. Ну да…Стране нужны герои, п%%%а рожает дураков.
— Но тем повышая обороноспособность страны. Чем больше в армии дубов, тем крепче наша оборона.
— Несомненно. Это тост?
— Угу. Поехали!
— А вот серьезно, Макс, ты сам когда нибудь подвиг видел?
— Ну да…У нас на НВП(начальная военная подготовка-авт.) в школе два дебила гранату учебную сперли, перекрасили и Санычу-учителю НВП подбросили за кафедру. Так тот лег на нее. Обоссался при этом. Эти давай ржать. Так на месте таких героических брендюлей от остальных огребли-еле оттащили. У нас потом клуб фанатов Саныча образовался. Явка на НВП 100 процентная, все постриглись налысо, уставщина страшная. С белогвардейским уклоном. Представь-открывается дверь актового зала, Саныч заглянул. А там собрание общешкольное. Вдруг рев на весь зал:
— Господа офицеры!
9-10 классы вскакивают как в живете ужаленные и в струнку.
Рев не утихает:
— Ротмистр Волин! Вам особое приглашение требуется?!
Потом доклад Санычу. Все по серьезу -за три шага на строевой…
Саныч польщен, но-
— Черникевич! Ты мне брось тут эти белогвардейские замашки!
— Есть!
Вышел из зала…Все стоят…
— Господа офицеры, прошу садиться…
Фронда-фрондой -но уважали его всерьез.
— Понятное дело. Он же на настоящую гранату ложился.
— За Саныча?
— Огонь.
— А в армии?
— Что в армии?
— Есть место подвигу?
— Хрен знает…Разве что подвигу Геракла…Ну там с конюшнями по-стахановски говно вывозить…Экологов на него нету. Небось всю округу засрал.
— Ну да. Что бы что то очистить, надо что то запачкать.
— Но можно засрать все, ничего не очистив.
— Отличный тост!
— Твое здоровье!
— Хотя…я сам, пожалуй совершил.
— Макс-у тебя после какой мания величия? Так, для справки-знаешь где у тебя бекрень?
— Я, Боря плохо представляю где бекрень находится, но хорошо в курсе, где у меня рожон.
— Ты прям тостами говоришь! Нарежемся ж!
— На том стоим и не могем иначе.
— Эххх…Дело было под самый занавес. Я там сплошь и рядом на "дембельских аккордах" играл. Начальство каждый раз обещало-мол то сделаешь-и домой. А потом хохотали, как дети, что они меня обманули. И-по новой.
— А ты?
— А я был так рад их рожи не видеть, что изображал каждый раз африканские страсти. Отеллу давал в третьем акте. Типа рвал на жопе волосы и размазывал ими фальшивые слезы по немытой харе. А потом по-новой на объект и ляпота. Раз пять так…
— А потом?
— А потом они мне поручили забор разобрать. Метра три высотой, длиной метров двадцать. В два кирпича. И кирпичи сохранить для чего то. У командира виды на них были-дом вроде достраивать решил.
— Одному?
— Не. Семеро было. Но забор дореволюционный.
— Беда.
— Не то слово. Тогда ж цемент не тырили.
— И что?
— А там какие то морячки неподалеку были…
— Хорош заливать, какие морячки? Ты ж где то на юге служил…
— Меня в Среднюю Полосу выслали за полгода до. Недостоин Средней Азии оказался.
— И причем тут моряки?
— А вот это та самая Военная Тайна-что мальчиш-Кибальчиш буржуинам не рассказал. До моря три тыщи верст-а часть ВМФ стоит. За каким хером-только мальчиш и знал наверное. Но его буржуины замучили. Спросить не у кого.
— За мальчиша!
— Прозит!
— Так и чего?
— О чем мы?
— Обо всем. О заборе, моряках и твоем дембеле.
— А! Вспомнил. У морячков там установка по сжижжению кислорода работала. Вот я у них ведро за пузырь и сменял.
— И что?
— Я ж физхимик. Мне ль не знать, чего бывает, когда в жидкий кислород масло попадает.
— Ты его сам лил?
— Сдурел? Там какая то сложная система из веревок, палочек и кусмана солидола была. Не помню. Типа из укрытия-дерг, кусман этот в ведро плюх.
— И?
— Чуть не оглохли все. [Бах]нуло так, что я сам не ожидал.
— Тебя оценили за находчивость?
— А как же. Помнишь-рассказ про солдатскую смекалку?
— Угу. Заметка в "Боевом листке" Как то на учениях в окоп к рядовому Сидорову закатилась граната Ф1 на боевом взводе.
— П%%%%ц! -смекнул рядовой Сидоров.
И как всегда, солдатская смекалка его не подвела!
— За смекалистого Сидорова?
— Поехали.
— Так что построил командир?
— Ну, из того что осталось-возможно, конуру. И то для болонки, наверное.
— А у него кто был?
— Болонка и была.
— За новоселье болонки?
— Погодь. Гоним. Зато уволили меня сразу. Командир как услышал-5 километров к нам бежал. Волновался очень.
— Как услышал? Позвонили?
— Не. Там и без телефона хорошо слышно было.
— Аааа…Прям прибежал и сразу дембель?
— Не. Прибежал, а мы уже то что осталось кучкой сложили и подметаем. Ну он за мной еще немного побегал с лопатой…
— Немного это сколько?
— Два дня я от него прятался. Он как меня видел, волновался очень.
— Аааа…Его понять можно.
— Ну да. А потом так и говорит. Мол, не хочу, говорит, этого находчивого солдата больше видеть. Пусть, говорит, плывет он на катере к любимой матери…И меня уволили.
— За ДМБ?
— За ДМБ!
— А у тебя, Борь?
— А у меня…Пожалуй тоже…Я ж в главном штабе ВВС художником служил.
— Малина!
— Не говори.
— Гужевались мы там с ефрейтором Петровым.
— Чего так официально?
— Из уважения к герою.
— А это он?
— Ну да. Нам часто всякие генералы-маршалы открытки заказывали-друг дружку поздравлять. В тот раз Кожедуб забежал свою забрать.
— Тот самый?
— Ага.
— И как он?
— Клевый дед.
— Все сынки да сынки…без начальственного рыка.
— И?
— Ну у нас там на столах планшеты сушились-и что б не повело их сверху гирями прижимали. 24 кило. Ну Кожедуб живчик такой-ни секунды на месте не стоит. Бегает, улыбается, руками размахивает. И локтем эту гирьку возьми и столкни. Прям Петрову на ногу.
— Нехило. И что?
— И ничего.
— Как ничего?
— А вот так.
— Прилетела, значит, гиря рядовому Петрову на ногу, А ТОТ СТОИТ, НА МАРШАЛА АВИАЦИИ СМОТРИТ И УЛЫБАЕТСЯ. Кожедуб-аж вспотел. Говорит-ты как сынок?
А тот все улыбается-и спокойно так, мол все хорошо, тащщ маршал.
Кожедуб уж чего только не видел-а тут испугался явно. Может, грит, врача, сынок? А тот-да не надо, мол, тащщ маршал. И улыбается. Ну Кожедуб бочком, бочком и в дверь-шмыг.
Как его шаги затихли, Петров как завоет:
— ПИ-ДА-РАСССССУКАЖМАМУТВОЮЧЕРЕЗЗЗЗКОРОМЫСЛООООО!
И давай скакать на здоровой ножке, да больную нянчить.
Я чуть со смеху не сдох. Грю-быть, тебе, Петров ефрейтором. И напророчил.
— За героизм?
— За героизм!
