Ездили с директором Сергеем в командировку. Глубина глубинок. Короче, Бельдяжки, только без Жанны Фриске и без кипятильника. Два общепита – колхозная столовая и кафе. В кафе разогревают полуфабрикаты и наливают пиво, у колхозных поваров пюре с котлетой, макароны с гуляшом и борщ. Дураку понятно, где лучше искать пропитание.

И тут выяснилось, что в столовой на раздаче работает Очень Страшная Женщина. Когда директор Сергей столкнулся с ней в первый раз, я думала, придется делать искусственное дыхание, потому что свое у него как-то завинтилось до минимума, он немножко посинел и отошел на ватных ногах. А все потому, что раздатчица ласково спросила:

— Что будете кушать? Котлеточка свеженькая, вот макарошки, пюрешечка…

Директор выбрал еду и сдержанно сказал:

— Благодарю.

— На здоровье, зайчик! – отозвалась Очень Страшная Женщина и переключилась на меня. – Что положить, солнышко?

Солнышко выбрало и потащило поднос за столик к зайчику директору.

— Здесь оригинальный корпоративный стиль общения, — сухо заметил Сергей.

— Я сейчас компотом захлебнусь, — предупредила я.

Церемонность и официальность директора давно стали легендой. Мимика у него примерно как у памятника, работает только ухо и только в крайнем случае, когда надо выразить возмущение или негодование. Представить, что кто-то походя величает его зайчиком, совершенно невозможно. В каком-нибудь Кремлевском Дворце Съездов его серый костюм с белой рубашкой и подчеркнуто-отстраненная манера общения были бы уместны, но в Бельдяжках придется быть зайчиком, хоть и в галстуке. Я посмотрела на его ухо – ну да, директор находится в жестких тисках внутренней борьбы: покинуть это страшное место большими прыжками или смириться с нормальной едой за почетное звание зайчика.

И вот когда директор уже как-то успокоился и его ухо перестало биться в истерике…

— Света, Света! – закричала вдруг Очень Страшная Женщина, обращаясь к женщине, которая вытирала столы. – Убери у приезжих сама, а то у мужчины костюм, вдруг еще запачкает! – а потом потише и снова ласково добавила: — Да вы кушайте, лапушка, мы поухаживаем!

Я упала лицом в макароны, чтобы замаскировать хохот под отравление мышьяком. Вся столовая обратила взоры на застывшего Сергея. Еще и шляпа на башке.

— Благодарю вас, — ответил он безжизненно. Отодвинул тарелку и вопросительно посмотрел на меня: "жри, пожалуйста, очень быстро, я не могу тут оставаться", — читалось в его глазах.

За три дня в этом прекрасном месте мы были в столовой четыре раза. Директор получил внеочередные звания зайки, зайчика, лапушки и голубчика, а я закрепила позиции солнышка. Один раз Сергей решил, что судьба ему улыбнулась: наш клиент, председатель богатейшего колхоза, предложил пообедать вместе. Не знаю, где, по мнению моего директора, должны были обедать председатели, но поехали мы на огромном черном джипе все туда же – в столовую. Председателя встретили еще более душевно, чем прочих, а он познакомил меня и Сергея практически со всеми присутствующими, в том числе с Очень Страшной Женщиной.

— Наша Лидия Степановна – украшение столовой! Дарит хорошее настроение, всех встречает как дорогих гостей, — с воодушевлением характеризовал ее председатель колхоза.

В общем, классическая ситуация "все чувствуют, а он не чувствует".

Вернулись обратно, работаем в обычном режиме, без всяких зайчиков и солнышек. Строго Сергей Михайлович и Салли Каэсовна. И вот однажды вечером сотрудница привела ребенка на пару часов. Она доделывает что-то, он бегает между столами. А директор мимо идет. И сотрудница кричит:

— Зайчик, осторожно!

А директор ОБЕРНУЛСЯ.

Работаю в больнице и как-то раз пришлось взять с собой дочь 6-ти лет. Коллектив дружный, дите послушное и самостоятельное, так что проблем в такие моменты нет — доверила дочь медсестричке. Каким образом — не знаю, но чадо первый раз пропало. Искала по всей больнице, почти поседела за час и уже думала вызывать полицию. В больнице доченька так и не нашлась. Обнаружила пропажу в соседнем здании — морге... Сидит, довольная, ест мороженное, надела на себя игрушечные нос и усы, которые подарил какой-то пациент. Работники морга сразу приняли, как свою, шутили с ней, она им бумажки всякие помогала таскать. Дочь довольная, восторженно рассказывает о больших куклах дяди, что спят в отдельных кроватках и крутой косметике тети, которой она красит кукол. Смеяться или плакать — не знаю, но больше чадо на работу не беру.

Семья чисто русская на несколько поколений точно, но мы с сестрой родились черноволосыми и смуглыми, да ещё и мама назвала нас Барно и Рано. От этого бабушка по папе была уверена, что мама изменяла ему. Настраивала против мамы, были вечные скандалы. Всё закончилось ДНК-тестом, когда нам было шесть лет. Мы-то от папы! Но потом выяснилось, что пошли в родню деда-киргиза, с которым бабушка изменяла дедушке.

КОГДА КОМПЬЮТЕРЫ БЫЛИ БОЛЬШИЕ

Эту историю мне рассказал мой отец, я передам ее от его лица.

Было это году в 64-м прошолого века, на самой заре компьтеризации советского хозяйства. Я работал в НИИ, которое впоследствие АСУчило не один гигант советской промышленности. Отрасль была молодая и мы все были молодые, мало кому из нас

Услышанно от моей покойной бабушки Марии Никитичной.

Во времена оккупации, когда фронт перешагнул западные границы, жизнь в селе начинала приходить в свое русло, и начали кормить кабанчика. Дабы супостат не просёк это дело, была выкопана яма, сверху положены доски, а над ними сложен стог соломы-сена. Он-то и выполнял функцию глушилки "хрю-хрю"! Когда упал первый снежок, следы выдали слишком частое посещение стожка, да и, я думаю, возмужавший кабанчик начал издавать более громкие характерные звуки. В селе была немецкая комендатура, и немец(я так предполагаю, "участковый"), делал обход. Он подошёл к бабушке, показал на следы к стогу, и сказал: я ничего не видел и никому не скажу, а когда зарежете кабанчика, угостите шкваркой.

В этой истории нету никакого патриотизма, просто среди отьявленных фашистов были простые люди, именно Люди, которые не хотели этой войны, и оставались Людьми, независимо от обстоятельств.