в те годы врач Фильштейн, большой друг нашей семьи, предлагал сделать и дать справку, что сделано по медицинским показаниям вроде как из-за фимоза).

Отца останавливало другое: мы ведь всегда готовимся к тому, что уже было. Во время войны он попал в плен. Он был защитником Севастополя, сержантом и главным коммунистом полка. Командир полка эвакуировался с последним пароходом и оставил его за себя (сержант, командир полка, комиссар – все в одном лице, вот это карьера!).

Отец еще выступал по радио: — Мы, защитники города С. , клянемся не сдать крепость на Черном море врагу... Эту его речь слышала его мать в эвакуации и это была для нее последняя весточка, что ее сын, ее мизиникл, жив. А через три дня раненный, без сознания он попал в плен. Когда пришел в сознание немцы уже устраивали первую сортировку – коммунистов, командиров и евреев расстреливали тут же.

Скрыть партийность и должность еще можно было (партбилет увез на Большую землю бежавший командир полка, гимнастерка сержанта тоже сошла бы), а вот еврейство было записано на его конце.

В доме посреди лагеря немцы разрушили противоположные стены, в нем сидел фельдшер и чтобы выжить нужно было пройти через эту хату и предъявить фельдшеру член.

Эту проверку отец прошел чудом: он выбрал момент, когда насмотревшийся членов фельдшер встал чтобы закурить, и бросился напролом сквозь это решето, а там затерялся в толпе. Немцы постреляли, но в отца не попали.

Потом было еще много сортировок, но к ним папа успел подготовиться: с помощью друга-армянина он разработал легенду. Вроде как он армянин, Леонтий Георгиевич Бабаян из Ростова, армянским языком особо не владеет как и многие ростовские армяне (тут еще помогало то, что идиш и немецкий близкие родственники – немец что-то объявит, отец поймет, но виду не покажет, а когда немца переводчик озвучит на армянском, начинает – вах-вах все понятно! Почему обрезанный – а потому что многие армяне боясь турецкой резни делали своим христианским мальчикам обрезание).

Так вот с этой историей в своей биографии папа был категорически против того, чтобы меня обрезали. Кто победил в споре – отец или дед – здесь умолчу. Интересно другое, что будучи воспитанным как еврей (спасибо деду, он был очень грамотен в иудаизме, даром что убежденный атеист – такой вот парадокс) я еще имел крестного отца. И ни какого-нибудь а самого Юрия Дурова.

Папа дружил с Юрием Дуровым. У того своих детей не было. Это много позже, уже когда дяди Юры не стало, где-то в Ташкенте объявился т. н. сын – по его версии его мать работала в цирке, когда-то там гастролировал Юрий Дуров и там она получила его сперматозоид. После дяди Юры остался номер, который желательно было оставить под именем династии и этот парень сгодился для этого.

Однако сам Юрий Дуров радостей отцовства был лишен, поэтому когда я родился (для папы это было большим чудом, бОльшим, чем рождение первенца для любого отца – и возраст, и тяжелая военная биография за спиной) цирк по рассказам ветеранов был пьян трое суток. Юрий Дуров как раз тогда выступал в Одессе. Он с папой и забирали меня из роддома и дядя Юра настоял, чтобы я считался его крестником.

Так бывает.

способности высших сил помочь. Стало быть — унылый сиречь неверующий.

Не будучи христианином — я стараюсь, по мере сил, бороться с унынием.

Подбодрить пациента — я считаю своим долгом, хотя бы из утилитарных соображений: позитив помогает и заживлению ран и более успешной реабилитации, да и мои руки и мозг работают чуть лучше с позитивными пациентами.

И я не одинок — большинство моих коллег исповедуют непримиримую борьбу с унынием. Иногда это очень тяжело — ротация в детской онкологии почти привела меня к нервному срыву, жалость придушила такая, что я, закалённый ветеран медицины, рыдал в туалете. А вот поди ж ты — персонал отделения ухитрялся и в таких безднах отчаяния играть с детишками, делать практически невозможное — вызывать смех и улыбки у маленьких пациентов, попутно обучая меня азам оптимизма в наименее оптимистичном месте. Всё шло в ход: клоунские кепки, трости, маски, игрушки, шутки — и если и есть чем гордиться — у меня неплохо получалось…

Поговорить я, однако, хочу о другом — о неунывающих пациентах, точнее, о том меньшинстве пациентов, борющихся с унынием врачей. Такая способность шутить под шквальным огнём плохих новостей — дорогого стоит, высшей пробы редкоземельный металл!

Примером такого пациента является уже прочно вошедший в историю президент Рейган.

Перечитывал историю его покушения, там много чего интересного и поучительного.

К примеру — ошибки охраны, позволившей Хинкли преодолеть два охраняемых периметра.

И её героизм — прыгнувший прикрыть Рейгана и главу охраны агент принял на себя пулю.

И то, что первыми на Хинкли кинулись два профсоюзных деятеля, боевой рефлекс профсоюзных деятелей.

И здорово его побили, по-профсоюзному.

И что ни одна пуля не попала в Рейгана, он был ранен рикошетом, маленькой пулей 22 калибра.

Ситуацию спас начальник охраны, затолкавший Рейгана в бронированный лимузин.

Рейган почти немедленно пожаловался на "сломанное ребро".

Парр быстро отреагировал, прощупал и нашёл кровь на своих руках.

А тут и Рейган кашлянул, кровью.

Парр в тот день спас Рейгану жизнь — резко развернув кортеж к ближайшему госпиталю.

Где и стало ясно: Рейган близок к гибели, геморрагический шок, давление критически низкое. Его быстро стабилизировали и стали готовить к переводу в операционную.

И вот тут, в довольно отчаянной ситуации, он начал шутить.

Сначала он выкатил предъяву на разрезанный костюм, дело обычное в критических ситуациях — Рейган посетовал на дороговизну костюма, полагая, что надо было одеться подешевле,

Доставленная в приёмный покой Первая Леди, Нэнси Рейган услышала от него ставшую крылатой фразу: "дорогуша, я запамятовал пригнуться! "

Но самая моя любимая шутка — когда Рейгана вкатили в операционную, для вводного наркоза, — он приподнял кислородную маску и в шутку спросил:

"Надеюсь, вы республиканцы? "

Главный хирург ответил за всех: "Сегодня мы все — республиканцы! "

Блестящий ответ! Хоть и неправдивый — вся бригада голосовала за демократов, Вашингтон — бастион демократической партии.

За блестящим ответом последовала очень непростая операция, Рейган выжил, благодаря его богатырскому здоровью — и быстро вернулся к своим обязанностям.

Вы спросите — к чему я всё это рассказал?

А вот к чему: ничего хорошего в болезнях нет, они действуют, увы, угнетающе и на пациентов и на медперсонал.

Но мой личный опыт медицинского работника таков: мы, как можем, поднимаем настроение наших пациентов.

А вот пациент, поднимающий настроение персонала, позитивный и ироничный, с чувством юмора — дорогого стоит, редкоземельный самородок, редкий подарок Эскулапа своим подданным.

Искал слова, передающие эмоции врача, чей боевой дух воспрял на позитиве пациента: кураж, азарт, всплеск энергии, эмпатия…

Впрочем, неважно — результат достигнут, он или она — будут сражаться за вас как за родного, близкого им человека, человека, за которого надо сражаться со всей лихостью и энтузиазмом молодого врача!

И со всей мудростью и опытом старого…

выход.

А "пляжные клубы" на берегу уже в ожидании отдыхающих лежаки расставили, смотрителей рассадили.

Мимо одного из таких я прошла, по привычке — поздоровалась (в маленьких городках это принято), отметила про себя — какой невежливый, не ответил.

По песку иду, стеклышки собираю, всякие морские деревянные обломки — как всегда.

А уже около лесенки на набережную с пляжа смотрю — а накидки на сумке нет.

Оглянулась — а она у меня с сумки упала метрах в 20 от "смотрителя пляжа".

Возвращаюсь, поднимаю, отряхиваю от песка.

Слышу — окликает меня, раз, два — оглядывюсь.

А он в три прыжка ко мне подскочил и пытается мою накидку забрать.

"Это не ваша! " — утверждает.

"Да нет, это моя! " — возражаю.

"Нет, это с того лежака", (на котором только полотенце) — пытается он отнять у меня мою много лет любимую накидку.

Я аж обалдела.

"Это моя вещь, я в ней пришла сюда и с ней уйду"

"Нет! я видел, вы сидели на камнях без неё! "(Помните, где была накидка в это время?)

Я вначале так растерялась, что пошла в телефоне искать, где я есть в ней.

А потом как разозлилась!

Чего это я должна этому дурню доказывать?

"На камнях накидка лежала у меня под жопой! Вызывай полицию, я им докажу, чья это вещь! "

Очевидно, такого напора он не ожидал.

Отпустил мою накидку, и я ушла.

Но вечером опять накрыло — я что, похожа на человека, который на пляже вещи тырит?

Нашла-таки фотографии, где я в ней 5 лет назад!

Marina Salakhova