ДЕД МОРОЗ
Голодная зима кризисного 98-го. Меня угораздило снимать новогоднюю программу. В ней должен быть эпизод, когда из нашей веселой студии с актерами и певцами, Дед Мороз неожиданно дарит телевизор случайным людям в глухой деревне. Такой легкий псевдо-интерактив.
В те времена большой телевизор "Sony" — был крут не только для глухой деревни.
Заехали наугад, километров сто от Москвы. Со мной съемочная группа, телевизор, наряженная елка и т. д. Вечереет. Свернули на совсем хреновую проселочную дорогу, и я решаю, что дальше забуксуем и поэтому
"счастливчик " живет в этой деревне.
Стучим наугад в первый попавшийся дом. Я задумал, что не сразу скажу про подарок, пусть люди просто захотят нас пустить снимать, а за то, что они гостеприимные хозяева, тут-то им и сюрприз будет...
Открывает сорокалетняя тетка в ночнушке и валенках:
— Че надо?
— Добрый день, мы из Москвы, приехали снимать новогоднюю программу, впУстите нас? Это много времени не займет, часа три. Через неделю, в новогоднюю ночь, себя по телику увидите.
Выглянул ее муж, и сын — балбес с нахальным взглядом. Сын сказал:
— Мы снимаемся только за деньги, а если бесплатно то — ноу хау, ну то есть ноу коментс. Ну че, заплатите или ноу коментс?
Я посмотрел вглубь комнаты сквозь щели в семье и сказал:
— У вас бревенчатые стены закрыты обоями, не видно деревенской фактуры, да и денег за съемку мы не платим.
Тетка:
— Ну тогда нам не надо ваших съемок, тем более я смотрю вас аж пять человек — натопчете в зале, выстудите хату. Да и задаром нах[рен] надо...
Идите лучше к Макаровым, у них и стены без обоев и не откажут. А я пальто накину, вас провожу. Посмотрю хоть какая Макарова артистка...
— ----------------------------------
Стучимся в дом, открывают бабка с дедом. Обрисовываю ситуацию.
Пускают, говорят:
— Снимайте если надо, да только извините, мы не готовы, у нас не убрано.
— Нормально, — говорю. — Обещаю, что все будет красиво.
Старики, узнав, что нужно снимать "новогодний стол", смутились:
— Простите, мы еще не готовы, пенсию отправили сыну на север, так что даже не знаем, что поставить на стол... Ну вы-то с дороги, садитесь ребятушки, покушайте. У нас есть щи..
Мы впятером умяли кастрюлю пустых щей, поблагодарили и я говорю:
— А где у вас телевизор?
— Да был... Сломался.
Тут я понял — это мы удачно зашли... Вконец смутившимся старикам, говорю:
— Вы не переживайте о еде, у нас все с собой.
Через полчаса большой деревянный стол ломился от яств, был даже жареный поросенок. Все настоящее и очень недешевое.
Соседка, приведшая нас, всплеснула руками:
— Чего же вы мне не сказали, что у вас с собой столько жратвы? Мы бы тоже согласились.
— Так вы же спрашивали про деньги, а денег мы не платим.
Тетка продолжала:
— Скатерть самобранка! Повезло же вам, Макаровы, но вы хоть мне потом вот эту бутылочку дайте, я же их к вам привела.
Я говорю:
— Привели и спасибо, мы вас больше не задерживаем.
— Все, молчу, молчу. Я тихонько посижу.
Началась съемка, подошли к кульминационному моменту, киваю — мол, пора.
Ребята притащили в дом огромную коробку с телевизором.
Я говорю:
— Вы сидите за столом, чокаетесь и тут с этой стороны камеры, по столу въезжает телевизор — подарок Деда Мороза.
Немая сцена.
Я с удовольствием смотрел на умирающую соседку. Выглядела она, как будто узнала о начале войны с Германией. Внутренняя борьба жадности с завистью убивала ее. После ступора она подскочила как кузнечик, бросилась ко мне и почти закричала:
— Стойте, не снимайте! Подождите пять минут! Это очень важно! Не снимайте, пока я не вернусь!
С этими словами тетка убежала. Мы потихоньку доставали телик из коробки, успокаивали счастливых стариков. Прошло не более 15-ти минут, забегает соседка и тащит меня за рукав на улицу.
Мне стало даже интересно. До ее дома метров 100, не больше, но по дороге я успел узнать, что Макаровых нельзя снимать — у них сын сидит в тюрьме за драку с милицией. Да и самого старика Макарова когда-то выгнали из партии, за то, что качал права перед правлением.
Захожу к тетке в дом и чуть не сползаю по стенке...
Муж и сын – балбес, тяжело дышат, весь пол завален кусками рваных обоев.
Вокруг пустые бревенчатые стены.
Тетка:
— Вот, пожалуйста, как хотели — все стены деревянные. Все, можете снимать.
Я прошелся по комнате, осмотрелся и сказал:
— Вы знаете, все же у Макаровых фактура дерева нам больше подходит. Но за предложение спасибо. Ну, мне пора на съемку. Извините за компанию.
С наступающим.
Я уже не помню, кто рассказал мне эту историю, но дело было так. История эта произошла еще во времена советской армии. В одной из областей нашей необъятной Родины находилась воинская часть, уже не помню какой направленности. То ли пехота, то ли артиллерия, но это не важно. Вот и представьте себе, тихая, темная летняя ночь, вся часть спит крепким, богатырским
сном. В одной из казарм, как и положено бодрствуют дежурный по роте (сержант-старослужащий, которому до дембеля осталось чуть более месяца)и рядовой-дневальный (только призванный "дух")Молодой стоит на тумбочке, всеми силами борясь со сном, а сержант крепко дремлет в так называемой "ленинской комнате" Сразу замечу, поскольку это сыграет в дальнейшем свою роль, дневальные и дежурные экипировались одним единственным оружием — штык-ножом, за который отвечали также строго, как и за другое оружие.
И вот в один прекрасный момент, когда ночь была в самом разгаре, молоденький солдат вдруг понимает, что или его желудок еще не приспособился к солдатской еде, или он поймал какую-то инфекцию, или и то, и другое вместе. И что, если он не предпримет срочных действий, то все содержимое его кишечника стечет ему в сапоги. Истошным и полным муки шепотом, чтобы не разбудить роту, он вызывает дежурного. Тот также шепотом матерясь и проклиная всех "духов", которые не дают спокойно дослужить ему до дембеля, спрашивает причину по которой был нарушен его сладкий сон. Молодой быстро, четко и кратко, как учит воинский устав, излагает причину тревоги. Сержант, ворча и снова проклиная всех молодых и их нежные маменькины желудки, отпускает дневального в туалет, а сам встает на пост. Надо заметить, что плоды цивилизации в виде канализации еще не дошли в эту часть, а для справления естественных потребностей имелся отдельно стоящий, причем в самой отдаленном месте, деревянный туалет на три очка, причем без всяких перегородок. И вот молодой с завидной скоростью преодолев расстояние от казармы до санстроения, на ходу расстегивая свою аммуницию, примостился над одной из дырок и блаженно расслабился. И тут в самый апогей оного действия, штык-нож, выданный для защиты Родины, соскальзывает с ремня и с глухим и издевательским "бульком" падает в дырку. Когда солдат понимает, что случилось, силы позывов его пятой точки усиливаются троекратно. В его голове проносятся сцены, как его будут судить за потерю боевого оружия, но еще хуже, что с ним сделает сержант — "дембель" Собрав остатки свое воли, весь потный от страха он плетется в казарму и рассказывает все сержанту. Когда сержант понимает, что его накрячат не меньше, а может и больше, и что его дембель отодвинется в самый конец очереди, позывы в животе начинаются уже у него. Но русский солдат, как говорится, непобедим и найдет выход из любой ситуации. Недолго подумав, сержант находит, как ему кажется, единственное на данный момент решение. Он одевает молодого в костюм ОЗК ( общевойсковой защитный комплект, предназначенный для защиты от химического оружия), противогаз и отправляет его назад. Типа, иди, ныряй, ищи и без ножа не возвращайся. Молодой, не долго думая приступил к выполнению приказа.
Но вот невезуха, в это самое время, дежурного по части, майора советской армии, приспичило. Он отправляется в выше указанное заведение и с умиротворенным видом пристраивается над дыркой.
А теперь представьте себе реакцию майора, когда из соседнего очка, вдруг вылезает нечто в противогазе, весь в г(((((не и с кинжалом в руке. Как потом рассказывал помощник оного дежурного по части, майор влетел в дежурку с дикими глазами, одной рукой поддерживая не застегнутые штаны, другой рукой размахивая табельным Макаровым, от него несло дерьмом на версту и истошно орал что-то, то ли про диверсантов, то ли про нечистую силу.
В итоге часть была поднята по тревоге. После разбирательств, обоим солдатам влепили 15 суток гауптвахты, а майора отправили подлечить нервы.
Hа моего приятеля свалилось неожиданное счастье в виде свободной квартиры его знакомых на целый месяц их отпуска.
Его радость по этому поводу не мог омрачить даже белый ангорский Кот, прилагавшийся к квартире в виде бесплатного приложения. Хотя “бесплатный“
— прилагательное здесь не совсем уместное, поскольку хозяева оставили
моему приятелю целых 200 долларов на корм (“обязательно самый лучший“), шампунь (шерсть породистого любимца — главное его достояние) и песочек для горшка (“он такой чистюля“). Эти 200 долларов были благополучно пропиты моим приятелем немедленно после отбытия хозяев, после чего состоялось его вселение в вышеупомянутую квартиру.
Кот просил жрать.
— Обойдешься сосиской, — заключил мой приятель.
— Вот уж дудки, — обиделся Кот, сделал попытку закопать сосиску в паркет и направился к горшку.
В этот раз все обошлось благополучно. Hо при следующей попытке посетить туалет Кот заметил предыдущие следы своей жизнедеятельности и наотрез отказался пользоваться грязным горшком. Приятель постелил в горшок газету, что вызвало у
Кота бурю негодования. Hекоторое время он перемещался по квартире с возмущенным мяуканьем, после чего демонстративно сделал лужу у плиты.
— Ах, ты, сволочь, — провозгласил мой приятель, схватил вырывающегося Кота за шкирку и вытер им лужу. Коту это пределенно не понравилось, и результатом его активных действий стала глубокая царапина на руке опекуна.
— Hу, погоди же, — заявил тот и потащил Кота в туалетную комнату. Там он бросил Кота в унитаз, захлопнул крышку, уселся сверху и спустил воду.
Специально для защитников животных сразу оговорюсь: никакого существенного вреда Коту эта баня не принесла. Hо когда крышка была открыта, взору моего приятеля вместо белого ангорца предстало до ужаса мокрое, грязное и слегка вонючее существо. Рассудив, что в ближайшем времени вся эта грязь будет распределена по квартире, приятель подхватил Кота и направился в ванную, где набрав в таз воды, ввиду отсутствия шампуня, высыпал туда полпачки стирального порошка. В этом тазу и был прополоскан Кот, после чего ему была предоставлена возможность языком привести себя в порядок.
После водных процедур просыпается зверский аппетит. Кот не был исключением. После удаления с себя последствий купания, его единственным желанием было пожрать. В миске
Кота ждала заветренная сосиска.
— Голод — не тетка, — решил Кот и принялся давиться сосиской. Hо, как ни странно, распробовав сосиску, Кот с каждой минутой находил ее все более и более вкусной.
Сосиска была съедена полностью.
— Вот и ладушки, — порадовался приятель, направляясь в койку. Кот последовал за ним. Вечер закончился мирно.
В дальнейшем подобные сцены повторялись несколько раз.
Приятель ни под каким видом не давал Коту своевольничать.
Любые попытки Кота проигнорировать горшок с газетой заканчивались купанием в унитазе, а затем в стиральном порошке. Также Кот раз и навсегда усвоил золотое правило: “Ешь, что дают, а то не дадут ничего“. К моменту возвращения хозяев Кот безропотно писал на газету и ел все, что Бог пошлет (в лице моего приятеля), вплоть до огурцов, грибов и вареной картошки.
Здоровое питание и регулярные водные процедуры сделали свое дело. Когда хозяева переступили порог своей квартиры их взору предстал существенно потолстевший Кот.
— Ой, как мы поправились, — умилялись хозяева. — А какая шерсть стала красивая, пышная! Ой, да наверное, наш друг свои деньги докладывал. Мы Вам ничего не должны? — спрашивали они моего приятеля.
От предложенных денег приятель гордо отказался.
Основного секрета (“унитазного“ воспитания) приятель им, разумеется, не раскрыл. Hо все же посоветовал почаще разнообразить рацион Кота. Это совет был принят с благодарностью. Приятель и Кот до сих пор остаются лучшими друзьями. Hо когда приятель приходит в гости к хозяевам,
Кот прямиком направляется к горшку и орет оттуда, пока приятель его не похвалит. Это служит Коту гарантией, что на сегодняшний день купание в унитазе отменяется.