Каждый месяц плачу за квартиру, воду и т. д. В одном и том же банке. В одном и том же окошке. Одной и той же медлительной тетке.

Каждый раз она пугается одного счета и начинает кудахтать, что их банк эту оплату “не проведет”. Каждый раз я вытаскиваю предыдущие квитанции и убеждаю ее, что никуда он не денется, проведет, как миленький. Меня она уже помнит, даже на улице здоровается, а про счет — никак.

Ну вот, опять пришла. Здрасьте-здрасьте, вот, пожалуйста, спасибо, где расписаться, и еще вот эта оплата, пожалуйста. Обычный диалог. На родном мне русском языке, на котором я разговариваю без всякого акцента, честное слово.

За мной стоят: сонная девица, крепкий дед лет под 80 и лицо жгучей национальности. В разгар нашего с теткой общения (то есть мы уже дошли до непроводимого счета и она привычно затрепетала) у меня зазвонил телефон. Нет, не слон, а приятельница из Голландии, которая собирается на важное интервью в солидную фирму и просит всех знакомых держать пальцы скрещенными, стучать по дереву, короче говоря, помогать ей телепатически. Разговор короткий, не дольше минуты, но на английском. Уточняю — на моем английском, с моим произношением.

Закрываю телефон, извиняюсь перед теткой, в общем, я вся внимание.

Тетка начинает говорить, отчаянно артикулируя, отчетливо и громко произнося каждое слово:

— Вот! Тут! Расписаться! Писать! Тут! Фамилия!

Стоящий за мной дед вносит свою лепту:

— Шрайбен, слышь? Тут надо шрайбен фамилия! — и тычет сухим пальцем в квитанцию, в то место, где надо шрайбен фамилия.

Лицо жгучей национальности хватает со стойки какую-то бумажку, вытаскивает ручку и своим примером пытается объяснить, что же от меня требуется:

— Суда гляды, да. Видищь? Я — Саркисян. Пишу — “Сар-ки-сян”. Ты — Клинтон. Пиши — “Клин-тон”.

Тут подключается девица:

— Что вы несете? Она сейчас “Клинтон” и напишет. Девушка! Мисс! Райт! Вот тут! Райт. Фэмили. Или нейм. Райт!

Я почувствовала, что не вправе их разочаровать. Я шрайбен фамилию молча. Свою. Не Клинтон.

Я молча отдала мани и взяла чейндж. Не переставая кип смайлинг. Клоузед май бэг энд воз оф.

Когда уходила, дед с Саркисяном обсуждали, как тяжело жить в другой стране без знания языка.

Ребята часто жалуются на то, что их девушки моют им мозг. А у меня с девушкой как: когда она чем-то недовольна и начинает возмущаться, я всегда соглашаюсь, что я виноват. Через пару минут ей становится стыдно за свои возмущения и громкое выражение недовольства, и она сама начинает извиняться. Работает безотказно, и любая конфликтная ситуация (даже потенциальная) оборачивается мирными переговорами, где она всегда идет на уступки. Не знаю, применяют ли все такой способ, но у меня работает)

Недавно сказал своей девушке, что не смогу приехать к ней. Собрался, купил вкусняшек и цветы. Сказал ее подруге, с которой она гуляла, чтобы через час она вела девушку к метро.

И вот я приехал. Подруга привела девушку, и тут я с букетом цветов. Я думал, она меня поцелует и обнимет, но она меня избила цветами, которые я ей подарил. Избила за то, что на[зв]издел. Позже она, конечно, извинилась, но больше ей цветы с шипами не дарю.

Лежала в больнице почти месяц, успела встретить и проводить множество старушек. Всем охота поболтать, в коридорах и палатах сотни историй разбавляли больничную скуку. И чаще всего рассказы разных женщин удивительным образом и забавной волей судьбы заканчивались фразой: "А потом она умерла". Перед выпиской я уже настолько привыкла, что мысленно завершала рассказ очередной пациентки этой самой фразой, и приятно удивлялась, если говорили иначе.

Всегда заранее объясняю женщине, где она должна находиться. Моя жена следит за домом, выполняя свои женские обязанности. Я зарабатываю деньги и после работы пытаюсь проводить какое-то время со своими сыновьями, разгрузив жену. Появилась на работе "карьеристка", и меня с коллегами каждый день разрывает от смеха. Я технический директор, она директорША по развитию (требует себя так обзывать), приходит ко мне в кабинет, секретарша ставит нам китайский чай и мы спорим по поводу битвы полов.