Лет двадцать тому назад в нашем доме жил веселый матершинник дядя Боря – маленький, худенький старичок, царствие ему небесное. Все мы любили дядю
Борю и просили, согласно своему возрасту — кто прикурить, а кто помочь натянуть тугой лук. Старик целыми днями с беломориной в зубах сидел на специальной табуреточке
у подъезда и заигрывал со всеми проходящими девчонками, от пяти — до восьмидесяти лет...
Хоть был он свой в доску, но наверное месяца два после 9-го мая, мы называли дядю Борю исключительно на "вы", уж очень сильное впечатление производили на окружающих его ордена в День Победы, их было так много, что с лихвой хватило бы на четверых...
В войну дядя Боря был летчиком.
Однажды я, выйдя из подъезда, присел на ступеньку и разговорился с ним о жизни. Что, спрашиваю, для тебя было самым страшным за четыре года...?
Вопрос дурацкий, но старик ответил без раздумья:
— У меня был друг Васька, мы дружили еще с авиационного училища, вместе и воевали. Целый год друг другу хвосты прикрывали. В общем, были как братья, пока один с задания не вернется, другой не спит и даже есть не садится...
Тут у дяди Бори слезы закололи глаза, он зажмурился и сердито сказал:
— Да ну тебя на хер с твоими вопросами! (изучив свои отремонтированные проволокой очки, дядя Боря продолжил) Ну слушай дальше говнюк, раз спросил. Это был 42-й год, к нам для разноса прилетел сам Жуков.
Построил полк, долго орал, что все мы гады, предатели и трусы (никто вообще не понимал чем мы провинились перед ним, а спросить не решились... видимо, что-то не сошлось на его генштабных макетах...) Наш полковник, стоя по стойке смирно, даже пукнуть боялся в сторону маршала...
В конце концов, Жуков прошелся вдоль строя и выбрал двоих из нас, видимо кто рожей не понравился. В тот же день они были расстреляны. Среди них и друг Васька...
У старичка задрожали губы, и пепел с папиросы посыпался на штаны...
Мне не хотелось оставлять деда в таком состоянии, надо было как-то выруливать на что-то веселое и я спросил:
— Дядя Боря, ты лучше расскажи, какой у тебя на войне был самый счастливый день...?
— Ну, ты что-то спросишь, как в воду пернешь... Что на войне может быть счастливого, кроме дня победы!!? А хотя подожди, вру, был один счастливый денек, даже не денек, а час всего...
Это уже в 43-м на Кавказе, я тогда после ранения больше не мог быть истребителем и летал на транспортниках. Сбрасывал в горах с парашютами провизию и боеприпасы.
Вызывают меня в штаб фронта и приказывают слетать с одним генералом на передовую и назад. Я признаться никогда до этого генералов не возил и говорю: "У меня же там срач, куда я его посажу? Нас в кабине и так двое, а в грузовом отсеке даже скамеечка отодрана, да и грязно там... "
Но приказ – есть приказ, загрузили ко мне генерала с адъютантом прямо на пол, только тулупы им подстелили. Смотрю вместе с ними, солдаты загружают какие-то ящики, спрашиваю: "Что за груз? ", отвечают: "Не вашего ума дело, товарищ летчик... "
Взлетели. Время в пути чуть больше часа. Вдруг штурман мне и говорит:
"Борис, ты не чувствуешь странный запах, как будто клубникой пахнет, или цветами?". Какая, говорю клубника, для клубники не сезон, наверно генерал там яблоки херачит...
Тут мы и зачастили от кабины до хвоста с гаечными ключами, вроде бы по делу, а сами смотрели и глазам не верили. Чего только не жрал генерал с адъютантом, тут тебе и клубника и арбуз и виноград и даже какие-то африканские фрукты, которых ни до, ни после я в жизни не видел. Потом перешли к американским консервам: крабы, хренабы, икра черная и красная, паштеты, колбасы, про шоколад вообще молчу...
И самое противное, что эти все жрут, а летчикам и по бутерброду не предложат. Мы конечно не голодные, были у нас и тушенка и сухари, но обидно как-то...
Садимся, генерал вылез из самолета на аэродром, пять минут поговорил с встречающими и тут же полез обратно. Видимо он и прилетал, чтоб в личном деле появилась запись, что, мол бывал на передовой...
Взлетели, эти снова принялись пить и жрать. Вдруг откуда не ждали, нас начинают обстреливать с земли и мы со штурманом слышим, что очень даже попадают... Обстрел кончился, штурман пошел посмотреть не обосрался ли наш генерал, заходит и видит, что в обшивке несколько сквозных дыр от пуль а генерал с капитаном сидят в обнимку. Оба мертвые.
И вот тут начался наш со штурманом самый счастливый день во всей войне...
Чего мы только не попробовали за этот час, на земле ведь генеральскую жратву все равно отберут. Прилетели чуть живые, как два барабана. Еле самолет посадили...
... Много ли человеку для счастья надо...?