наткнулись на необычные патроны для ПМ. Естественно, они были неучтенными. Долго обсуждали, газовые они или пластиковые. В итоге, в знойный летний день, у них возникла замечательная в своей невозбранности идея: испытать их в действии. Выбрали здорового мента, которого звали Марс. Я как раз вышел во двор покурить и стал свидетелем этого спектакля.

Марса, облаченного в бронежилет, вывели на улицу и завели за трансформаторную будку. Один из полицейских взял ПМ, зарядил его этими странными патронами и выстрелил в Марса с расстояния метров семь-восемь. Марс упал, издавая соответствующие звуки: крики и ругань. Полицейские подошли к лежащему Марсу, сунули палец в пробитую дырку в бронежилете, вытащили пулю и констатировали факт: пластиковая.

Марс наконец поднялся и начал в красках описывать свои ощущения. В этот момент кто-то из полицейских с криком: "Пластик? Ерунда! ", выпустил остаток обоймы в Марса с расстояния уже метров пять.

Наступила немая сцена. Марс корчился на земле, а полицейские были в восторге. В этот момент выбежал начкара с выпученными глазами и растрепанными волосами. "Кто?! " — закричал он. Полицейские хором ответили: "Мы! "

Самое удивительное, что причастных наказали не за стрельбу в городе и не за стрельбу друг в друга. Все вопросы были сняты, как только выяснилось, что стреляли неучтенным фуфлом. Но серьёзный выговор они получили за испорченный броник. Главным аргументом было: "Как объяснить начальству наличие пулевых отверстий без факта нападения?!?! "

Злополучный бронежилет прятали в сейфе три дня, а потом тайно подменили на инкассаторский. Там тоже возник скандал, так как инкассаторы летом редко носят бронежилеты, и дырки обнаружил заведующий складом при вечернем приеме оружия.

Теперь на наших бронежилетах гордо красуется надпись "ПОЛИЦИЯ" люминисцентной краской.

обратно.

Конечно должен быть и человек, который выдавал и принимал назад эти строго секретные бумаги. Человек, надо полагать, на особом доверии у начальства.

Да. Это был один еврейчик из Москвы, по фамилии Пейсиков. (Привет, может читаешь сейчас.)

Надо полагать имел влиятельных родителей.

Захлопнув окошко, он целый день был предоставлен самому себе. В основном читал книжки, но и без того был весьма умён. Не был ни разу ни в наряде, ни в карауле, о строевой и военной подготовке даже не упоминаем.

Уж не помню как мы с ним сдружились, на общей волне битломании.

Я стучал в окошко условленным кодом, когда у меня было свободное время, он отворял бронированную дверь, я потихоньку входил и мы там играли на гитарах, благо изоляция была превосходной. А так очень много просто болтали, знаниями он обладал недюжинными.

Вот так, в пору холодной войны, в секретной комнате, куда даже командиру полка вход был запрещён, в части войск на важнейшем направлении защиты столицы, сидели немец и еврей и пели аглицкие песни.

вечерняя поверка произведена! "

Неужели теперь и на нашей улице?

Перед началом занятий, во время летнего отпуска, мы с другом отправились к нему на родину.

Неделя пролетела незаметно. Отлично провели время — поплавали в речке, погоняли на велосипедах, попутно снимая выдуманные нами цирковые велотрюки на мой недавно приобретённый фотоаппарат "Зенит". Обращамая плёнка Орвохром, сульфит натрия безводный, бромистый калий — вот это вот всё.

К концу поездки у меня всё-же оставалось ещё немало неотснятых кадров, поэтому я с нетерпением ждал новых ярких событий, чтобы завершить начатое.

И события эти не заставили себя долго ждать.

Ребята постарше готовились к выпуску — защищали дипломы, шли на распределение и, как оказалось, запасались альпинистским снаряжением.

Альпинизм в нашем училище по популярности уступал разве что спортивному ориентированию.

И вот тишина одного летнего утра была нарушена какой-то суетой и возгласами:

"Вы еще не видели? Идите скорее смотреть, пока не сняли! "

И мы с другом, вооружившись недавно приобретенным фотоаппаратом "Зенит", отправились на разведку.

Оказавшись снаружи, мы явились свидетелями событий, затмевающими своей яркостью любой из отснятых нами ранее велотрюков.

На высоте между четвертым и пятым этажом висела прибитая строительными гвоздями к бетонной стене курсантская форма. В те годы мы называли такие гвозди дюбелями.

Распятый "курсант" стоял (висел) в полный рост — брюки, фланка, гюйс, тельняшка — все дела.

Самым же вызывающим в той картине было, пожалуй, вопиющее нарушение ним формы одежды — фуражку-мичманку он держал под мышкой в правой руке.

Никакой норд-ост не спас бы незадачливого кадета от четырёх нарядов вне очереди, окажись тот в подобном виде перед лицом вышестоящего начальства.

Поддавшись охватившему нас всеобщему веселью, мы сделали несколько снимков вблизи, а затем отошли на сотню метров, чтобы заснять всю эту красоту панорамно, но были остановлены окриком:

"Стоять! Оба — ко мне! "

Кричавшим оказался дежурный по училищу капитан третьего ранга Присяжнюк.

Будучи дежурным по училищу, это он, выражаясь культурным морским языком, протабанил ночные события, ответственность за которые теперь возлагалась тяжким грузом на оба просвета его погон.

Однако четыре лычки — это вам не жук на палочке.

Четыре лычки — это когда вместо полного подчинения приказу уже хватает дерзости развернуться на необходимое количество градусов и рвануть наутёк, что мы с товарищем успешно и проделали.

И в самом деле — зря мы что ли все предыдущие три года бегали многокилометровые кроссы?

Шкаф бывало: "Я вас наказываю не за то, что вы совершили нарушение, а за то, что попались. "

Но радость наша была преждевременной. Минут через пятнадцать в роте было объявлено срочное построение.

Перед строем возник уже упомянутый Присяжнюк, и потребовал:

"Старшина, отдай команду — фотографам выйти из строя! "

Один из наших товарищей решил, что фотографов ожидала какая-то шара (холява), и совсем уж собрался сделать шаг вперёд, но мы его опередили.

"Возьмите фотоаппарат и следуйте за мной", — приказал Присяжнюк, — "Сейчас я буду вас фотографировать.".

С этими словами он привёл нас в помещение, оказаться в котором опасались не только новоиспечённые четверокурсники, но даже и шестикурсники, которым до выпуска оставалось не более двух недель.

Присяжнюк завёл нас в кабинет начальника Организационно-строевого отдела (ОРСО) капитана первого ранга Бориса Николаевича Сверкунова.

Последний, сидя насупившись за своим столом, потребовал:

"Открывайте фотоаппарат, вынимайте плёнку, засвечивайте всю... Цветная, что ли? "

Утвердительный ответ вызвал на его лице некое смятение, напоминавщее своими очертаниями угрызения совести, однако полковник быстро овладел собой.

"А теперь идите, и снимайте со стены всю эту мерзость как хотите. Снимете — долОжите! Можете идти. "

И, понурившись, мы с моим другом отправились выполнять полученный приказ.

Первая попытка зацепить с крыши злосчастное распятие куском подвернувшейся под руку проволоки успехом не увенчалась — проволока разгибалась как пластилиновая.

Пришлось идти на поклон к сварщику, который изготовил для нас из арматурной стали великолепный захват-"кошку", состоявший из трёх остро заточенных когтей.

Вооруженные верёвкой и полученным устройством, мы вернулись на крышу.

Первые попытки удачи тоже не принесли. "Кошка" попросту раздирала материю, и форма, освященная подвигом матроса Железняка, оставалась на своём месте — хоть и потрёпанной, но непобежденной.

Мало помалу, однако, лоскуты начали становиться всё тоньше и тоньше, и принялись отваливаться сами собой.

Примерно через час ткань со стены полностью исчезла; оставались только ремень, да проклятая фуражка.

Впоследствие нам довелось пообщаться с одним из тех альпинистов, который признался, что изначально планировал пропустить дюбель насквозь через [м]ляху ремня, прихватив таким образом её к стене намертво, но затем отказался от этой затеи. Спасибо тебе, дорогой, друг Змей!

Еще через час удалось удалить и все остальные части, однако дюбеля так и остались торчать из стены немым укором, и, возможно, остаются на своих местах до сих пор.

Дня через три до нас донесли конфиденциальную информацию.

На собрании своих подчинённых начальник Организационно-строевого отдела (ОРСО) капитан первого ранга Борис Николаевич Сверкунов объявил:

"Ну, слава богу. Наконец-то хоть один выпуск догадался сделать хоть что-то оригинальное. А то вечно напьются, и бьют друг другу морды. "