То, что в Америке деньги важнее красоты, это я понял еще в свой самый первый семестр в Америке. У нас же в советских университетах как было? У нас в группе всегда была одна самая красивая девушка, и вокруг нее все самые умные студенты увивались. Красота спасет мир! В том числе и научный.

Вот. А в Америке я сразу обратил внимание на то, что американские студенты другие. Им красота до одного места.

У меня тогда в группе была одна довольно-таки неказистенькая девочка, но она на все вопросы отвечала мгновенно. Моника. На лету все хватала. Все понимала, что дальше будет. Умная была, как я не знаю кто! Но некрасивая. Вот. И вокруг этой Моники все юноши увивались.

И была еще одна студентка, Эвелин. Очень красивая. Но ничего не понимала. Просто сидела в аудитории, и по лицу ее было видно, что все это для нее очень трудно. И за ней никто вообще не ухаживал. Сидел рядом с ней только один парень, тоже двоечник каких мало. У него на парте лежал его мотоциклетный шлем. Байкер!

Вот. И я тогда понял, почему все мальчики в группе так себя ведут. Моника же закончит университет, пойдет работать. Через год станет менеджером среднего звена. А потом и высшего. Зарплата будет огромная! Словом, с Моникой можно иметь дело, это перспективно.

А что Эвелин? В хорошую компанию она не попадет, будет зарабатывать каких-то несчастных 40 тысяч в год. Свяжешься с такой, и потом всю жизнь будешь жить на одну свою зарплату. Нет, даже смотреть в ее сторону нечего.

Понимаю, к чему я клоню? Деньги важнее красоты!

Так. Но этого говорить студентам нельзя. Я так чувствую. Это меня дискредитировало бы в их глазах. Мой моральный долг – говорить, что красота важнее денег. Я же профессор, в конце концов!

— Парни, — говорю я им. — А вот если бы у вас был выбор, быть математиком за 40 тысяч в год или разносчиком пиццы за миллион. Что бы вы выбрали?

— Конечно, разносчиком пиццы! – восклицает Кевин. – Тут двух мнений быть не может!

Вижу – все с ним согласны.

— Что, ты любишь деньги больше математики? – с улыбкой спрашиваю Кевина.

— Нет, — улыбается Кевин. – Я просто очень люблю пиццу.

В студенческие годы сокурсник пригласил всех на пикник. Жил он в частном доме в Переделкино. Собрались, пришли на какой-то пруд в лесу, жара, шашлык, алкоголь. Последний кончился — хозяин сказал, что сейчас добудет. Девушки пытались возразить, и так, мол, весело — он пояснил, что нет такого весело, которое нельзя сделать веселей

В нашей студенческой общаге на Ново-Измайловском было много кубинцев. Страшные раздолбаи, не хуже нас. Даже лучше. Потому что все время веселые, словно поддали. Поют и пляшут. Торжественно вешают портрет Кастро на стенку в комнате, закрывая в патриотическом раже электрическую розетку, — поют. Ругаются с русскими соседками, которые требуют неснимаемого команданте снять с розетки, — пританцовывают. Мулатка Луиза, староста группы, стыдила в конце сессии своих двоечников: "Учитца, учитца, Ленин так скасаль! " — щелкая пальцами обеих рук, хохоча и подрыгивая длинными ногами.

Единственный более-менее серьезный человек у них был Мануэль. О революционных идеалах задвигал с таким пылом, что даже бледнел. Поползли слухи, что и в койке Мануэль призывает к победе коммунизма во всем мире.

Любознательные наши девицы отправлялись проверять. Возвращались пританцовывая и напевая. Скоро и самые неспособные к языкам могли без запинки оттарабанить: "Куба си, янки ноу!"

Потеряли мы его при следующих печальных обстоятельствах. В первый же год будущие кубинские педагоги отправились домой на каникулы. Пересадка была в Ванкувере. Мануэль вышел из самолета, подумал: "Патриа о муэрте" и начал быстро-быстро передвигать ногами в сторону развитого канадского социализма, где и попросил политического убежища.

Жена выучилась на учителя, хотя всю жизнь хотела лечить людей, потому что мама уперлась рогом и не дала поступить в мед. Сейчас не может найти себя. Сестра жены не закончила мед, хотела учиться на учителя физкультуры, сейчас с лишним весом и не может найти себя. Да-да, потому что мама… Никто результатами не доволен, включая тещу. Их родной брат-школьник хочет работать с компьютерами, потому что ему по душе. Мама толкает его в нефтяники, потому что папа там работает и устроит к себе. Бедная семья.

Жила в общаге. Корпус у нас был очень тихий и спокойный — пединститут, факультеты филологический, исторический и начальных классов, учатся в основном тихие провинциальные тихони-отличницы, кому там хулиганить и буянить. Мальчиков на все три факультета примерно четверо, все умещались в одну комнату.

Однажды у соседки, очень правильной девочки из семьи потомственных педагогов (коса до пояса, очки в палец толщиной, очень правильная речь), был день рождения, и она выпила чуть-чуть больше, чем "бутылка вина на всю комнату", и её потянуло на приключения. Расхрабрилась, спустилась на этаж, где была комната мальчиков, постучалась к ним в дверь и потребовала любви. Так и сказала самому симпатичному из этих мальчиков: "Витя, я хочу плотской любви! "Обращалась к нему на "Вы", иначе с малознакомым человеком невежливо. Витя ей как-то деликатно отказал, отправил домой отсыпаться. Так вся общага это событие потом месяц обсуждала, ибо не так там много ярких происшествий, чтобы упустить такой мощный пьяный дебош.